Москва против Орды. Дюжина ножей в спину евразийству

С этим пониманием света и тьмы связано и представление об опасности, враждебном войске, всяком несчастье. Оригинальное применение такой антитезы находим в Слове о полку Игореве, где русское войско – свет, половцы – тьма, и изображение побежденного русского войска напоминает картину солнечного затмения: «Темно бо бе в тъ день: два солнца померкоста, оба багряная стлъпа погасоста и с нима молодая месяца Олег и Святослав тьмою ся поволокоста…»; «На реце на Каяле тьма свет покрыла». Дальнейшим развитием этой метафоры, уподобляющей тьме – отрицательное, враждебное начало, является представление его в образе «тучи», также нашедшее выражение в метафорическом языке Слова о полку Игореве, где «чрьныя тучи съ моря идуть» – наступает половецкое войско.

Фольклорные параллели к этим средневековым русским метафорам без труда отыскиваются в разных фольклорных жанрах. Так, эпитет «светлый», «свет» применяется и здесь не только к человеку, но и к неодушевленным предметам: «улицы светлые», «небо светлое», «светы вы наши высокие хоромы», «светы браные убрусы»; в причитании сестра обращается к умершему брату: «Ты куды, мой белой светушко, сряжаешься… Засмотрела бы я братца, света белого…”. Фольклору заметно и уподобление вражеского войска туче: «А не силная туча затучилася, / А не силнии громы грянули, / Куде едет собака Крымской царь, / А ко силнему царству Московскому. / Что не облаки подымалися, / Не грозны тучи соходилися, / Собиралися тьмы неверных враг».

Христианская литература, идя по пути представления лучшего – светом, а враждебного – тьмой, выработала специальное истолкование этих противоположных понятий. Свет – христианство, тьма – иудейство, «безбожие» или всякое уклонение от ортодоксального христианского вероучения, т.е. ересь, – вот две метафоры, широко применяемые не только в церковно-дидактической литературе, но и в светских произведениях, касавшихся этой темы. Русский хронограф «тьмой» именует иноверие – магометанство. В повести о взятии Царьграда турками в 1453 г. будущее освобождение Царьграда из-под власти турок изображается как победа света над тьмой: «паки всесилный Господь погребеную яко в пепле искру благочестиа во тме злочестивых властей въжжет зело… и просветит свет благочестиа». И в Казанском летописце магометанская Казань скрыта «темным облаком», которое будет рассеяно «лучами благоверия»»954.

Яркие примеры чёрно-белой картины мира содержатся в «Хождении за три моря Афанасия Никитина» (кон. XV в.). Но, прежде чем процитировать их, опровергнем распространённое в евразийских кругах мнение о том, что во время своего путешествия Афанасий перешёл из христианства в ислам. Наиболее подробно несостоятельность этого мнения показывает в своей статье «Дуалистический характер русской средневековой культуры (на материале «Хожения за три моря» Афанасия Никитина)» Б. А. Успенский:

«Он неоднократно заявляет о себе как о христианине. Ср., например: «…и сказах имъ въру свою, что есми не бесерменинъ, исаядешеш [Иисусовой веры] есмь христианинъ», «Азъ же рабище Божие Афонасие и сжалися по вере <…> и ту же много плакахъ по вере по хрестьяньской», «…христианства не оставихъ», «И ту аканный и яз, рабище Афанасие [призвав] Бога вышняго, творца небу и земли, възмыслихся по вере по христианьской, и по заповедех апостольскых и устремих ся умъ пойти на Русь».

По крайней мере однажды Афанасий Никитин явственно ощущает поддержку Христа, который укрепляет его в вере и помогает ему остаться христианином. Ср. рассказ об индийском хане, который, узнав, что Афанасий не мусульманин, отнял у него жеребца, предложив ему обратиться в ислам: «А в томъ Чюнере ханъ у меня взялъ жерепца, а уведалъ, что язъ не бесерменинъ, русинъ, и онъ молвит: „И жерепца дам, да тысячю золотых дам, а стань в веру нашу в Махмет дени [в магометанскую веру]; а не станешь в веру нашу в Махмет дени [в магометанскую веру], и жерепца возму и тысячю золотыхъ на главе твоей возму“. А срокъ учинил на 4 дни, в говейно Успении [в Успенский пост] на Спасовъ день [в день Преображения Господня]. И Господь Богъ смиловася на свой честный праздникъ, не остави от меня милости своея грешнаго и не повеле погыбнути в Чюнере с нечестивыми; и канун Спасова дни приехал <…> Махмет хоросанець, бил есми челомъ ему, чтобы ся о мне печаловалъ; и он ездил к хану в город, да мене отпросил, чтобы мя в веру не поставили, да и жерепца моего взялъ. Таково Господарево чюдо на Спасов день!». Итак, Афанасий Никитин считает, что Христос помог ему в день своего праздника.