Москва против Орды. Дюжина ножей в спину евразийству

Восточное, азиатское, исламское устойчиво наделялось в русском сознании отрицательными смыслами: «Смысловая оппозиция христианство/ислам выполняла высоко моделирующую функцию и в русской культуре XV в., независимо от того, широко или нет шла в ее языковую ткань экспансия ориентализмов, некоторые из которых могли бы со временем толковаться либо в „нейтралистском“, либо в тотально-отрицательном плане. Несмотря на то что в Русском хронографе об исламе говорится как о ереси, этот сюжет не получил никакого сколько-нибудь серьезного развития в старорусской профессионально-богословской и светской литературе, точно так же, как все то, что было связано с личностью и деяниями Мухаммеда. Шла ли речь о собственно исламе или – намного реже – о его пророке, всегда почти соответствующий знак в его объективном, „словарном“ значении обретал традиционно-метафорическое значение „насилия“, „жестокости“, „лжи“, „дьявольщины“ и т. п. В лексическом значении он неизменно парадигматически сопоставлен с „мраком“, „темнотой“, „мглой“, т.е. с очень активным в поэтике русской средневековой литературы рядом. В смысловой структуре значения знака „ислам“ (независимо от временных разночтений) безусловно преобладает семантический элемент – „тьма“; на синтагматической оси он сочетается со смыслами, актуализирующими инвариантный признак „тьма“; лексико-семантическое поле содержит лексемы с негативной эмоционально-экспрессивной окраской (мусульмане – „подлые“, „поганые“, „сыроедцы“, „обманщики“ и т.п.). Короче говоря, пущено в ход все для то го, чтобы создать образ враждебного, мрачного, неизменно готового нанести коварный удар скопища варваров и чтобы сам термин „ислам“ воспринимался во всех контекстах как своеобразная метафора»952.

Отметим, что картина мира была для средневековых русских чёрно-белой не только в переносном, но и в прямом смысле: «Несомненно старинным нужно считать цветовое, по преимуществу черно-белое восприятие этнической картины окружающего мира. В той или иной степени оно свойственно фольклорным традициям всех индоевропейских народов, что указывает на генетически общее происхождение как этих народов, так и самого восприятия. У славян свой этнический мир всегда описывается светлыми красками. Свой этнический цвет – белый (для сравнения укажем, что у тюрок, за исключением разве якутов, он черный, у китайцев желтый). Все бело: покой (горница; синоним – светлица), двор (синоним и подворья, и дома), дом (башня), палаты, церковь, монастырь, ворота и стены города. У славян в фольклоре неизменно белое полотно и шатер из него (но шелк зеленый), белые рубашки, одежды, свадебные дары, паруса, хлеб, казна (богатство), даже ножи белоуши, а ружье может быть названо „леденицей“, т.е. сосулькой. У своего этнического героя непременно русые, желтые или даже золотые волосы: исключение не составляет и фольклор темноволосых по преимуществу южных славян. У него, разумеется, белые руки, ноги, груди, тело, шея, лицо, – впрочем, лицо чаще не только белое, но и румяное. Эпитетом „черный“ в славянском фольклоре последовательно наделяются татарин, арнаут (албанец), цыган, турок, арап, как эпический субститут и псевдоним турка (ср.: черной также называется чума; черными красками описываются демонические существа). У тех, кто оценивается как этнический противник или этнически чуждый человек, фольклором отмечены их черные лица, руки, ноги, груди, кудри (волосы), даже зубы. Своя „белая“ девушка, оказавшись в плену, тотчас превращается в „черную рабыню“ (ср. и девушку-чернавку в русских текстах). Татарская или турецкая страна иногда называется „Черной Землей“, но чаще сопровождается эпитетом „незнайна (незнаема) “. Вражеское нашествие нередко сравнивается с черной или грозовой тучей»953.

Примеры подобного мировосприятия в изобилии содержит русская средневековая словесность: «Уподобление «желанного» и высшего качества – свету, «печального» или враждебного – тьме нашло свое выражение уже в метафорических эпитетах Повести временных лет: Владимир «сътворяше праздьник светъл»; «сести на постели светле»; «в оружьи светьле»; «пресветлый клирос»; «праздноваша светлый той праздник» и т. п. В Слове о полку Игореве – Игорь «свет светлый», солнце «светлое», но «черная паполома». Ср. в поэтической повести об Азове казаки молятся Иоанну Предтече и Николе: «али мы вас, светов, прогневали… на вас мы, светов, надеялись… по твоему, светову, изволению…”. «Светло светлая земля Русская» в «Слове о погибели Русской земли» и в «Житии» Аввакума – «светлая Россия» и т. под.