Москва против Орды. Дюжина ножей в спину евразийству

Что касается служилого татарского царевича Симеона Бекбулатовича, который в течение 11 месяцев в 1575—76 гг. формально занимал русский царский престол, то наиболее правдоподобное объяснение этому событию даёт Пискарёвский летописец: «Произволением царя и великого князя Ивана Васильевича сажал на царство Московское царя Семиона Беидбулатовича. А говорили нецыи, что для того сажал, что волхви ему сказали, что в том году будет пременение: Московскому царю смерть»1058. Любопытно, что к точно такой же мере прибегали уже хеттские правители во II тысячелетии до н. э. В случае предсказания беды для царя Хатти на престол сажали подменного царя из пленников: «Пленника благим елеем царства они помазывают, и [жрец?] говорит: Вот, это – царь! Имя царства на нём!» (СТН 419). Итак, обязанность Симеона Бекбулатовича заключалась в том, чтобы в качестве покорной жертвы умереть вместо Ивана Грозного. Если в подобном случае и можно говорить о чести, оказанной выходцу из рода Чингисидов, то это честь весьма специфического характера.

В заключение коснёмся царского рода Годуновых, в легенду о татарском происхождении которого многие продолжают верить, хотя она была полностью опровергнута лучшим специалистом по генеалогии московского боярства Степаном Борисовичем Веселовским в написанном ещё в 1938 году очерке «Род Дмитрия Александровича Зернова (Сабуровы, Годуновы и Вельяминовы-Зерновы)», который был опубликован в 1969 году в составе его «Исследований по истории класса служилых землевладельцев»: «Легенде о мурзе Чете как родоначальнике Годуновых очень посчастливилось. А. С. Пушкин, доверяя легенде, устами кн. Шуйского называет Бориса Годунова «вчерашним рабом» и «татарином». Последний эпитет, конечно, поэтическая вольность: если бы действительно предок Бориса был татарином, то за 300 лет службы и жизни в Москве у Годуновых не могло остаться ничего татарского. Через Пушкина легенду о Чете знают и принимают на веру люди, вовсе не обремененные историческими познаниями…

Костромское происхождение рода Сабуровых-Годуновых можно считать несомненным. Будем продолжать фактическое исследование и попытаемся выяснить, кто, когда и для чего мог выдумать легенду о мурзе Чете. Злоупотребление со стороны родовитых людей вымыслами о выездах знатных иноземных родоначальников подсказывает первое предположение, что легенду о Чете выдумали сами Сабуровы или Годуновы. Выше было отмечено позднее возникновение легенды – в середине XVI в. ее еще не было. Совершенно непонятно, зачем могла понадобиться подобная выдумка знатным и богатым и без того Сабуровым и Годуновым. Между тем для властей и братии Ипатьева монастыря легенда была нужна, и за его стенами надо искать авторов легенды и позднейших ее популяризаторов.

…Мы имеем полное основание говорить, что род Захария был исконным костромским родом, перешедшим на службу в Москву в 30-х годах XIV в. в связи с получением Иваном Калитой великокняжеской власти. Первым поступившим на службу в Москве был Дмитрий Александрович Зерно (или Зернов), с которого Государев родословец начинает род Сабуровых-Годуновых. Дмитрий Александрович и его ближайшие потомки заняли в боярской среде очень высокое положение: с большой вероятностью можно считать, что боярами были сам Дмитрий Александрович, все три его сына и два внука из четырех. В XV в. образуются три фамилии рода – Сабуровы, Годуновы и Вельяминовы»1059.

Подводя итог вышесказанному, процитируем заключение из наиболее полного на сегодняшний день исследования о служилых Чингисидах в Московском Царстве: «…Чем больше нам становится известно о жизни этих людей, тем отчетливее возникает ощущение, что в целом представители „золотого рода“ в России на протяжении всего рассматриваемого периода оставались неким инородным элементом, который скорее мешал, нежели помогал при достижении тех или иных целей. Точнее сказать – Чингисиды в Московском государстве большей частью оставались ненужными людьми. О них забывали или стремились забыть сразу же после того, как они выполняли очередную задачу, поставленную перед ними. Они раздражали тем фактом, что их так и не удалось вписать в общую среду служилого сословия… Определенная недосказанность постоянно витала в воздухе. Особенно отчетливо она прослеживается в практике назначения номинальными воеводами в полки и в присутствии в „пожалованных“ им городах представителей царя с явно надзорными функциями. Данную неопределенность понимали и сами татарские цари и царевичи»1060.