Москва против Орды. Дюжина ножей в спину евразийству

Русское население «пожалованных» городов продолжало жить по русскому праву и судиться в русских судах, при этом служилые татары наряду со своим татарским правом подчинялись и русскому праву: «Права Чингисидов распространялись только на участие их „приказных людей“ в сборе причитающихся доходов с определенной территории, в том числе и судебных пошлин, сам же суд над православным населением вершил исключительно представитель Москвы, назначенный управлять данной территорией и надзирать за деятельностью знатного татарина… Суд, по крайней мере над русским населением, и, скорее всего, в делах между православными и татарами, осуществлялся представителем великого князя. Чингисид получал только судебные пошлины. О судебных правах Чингисидов мы можем говорить только по касимовской практике начала XVII в. По-видимому, он имел право суда только над своим двором. При этом можно предположить, что на татар распространялось как традиционное степное (яса, шариат) право, так и русское»1037.

За поведением служилых татар наблюдали русские воеводы и приставы, неотлучно находившиеся при всех знатных выходцах из Орды, включая касимовских «ханов»: «До середины XVII в. одной из главных обязанностей воеводы был надзор за касимовским царевичем и татарами в целом. Служилому татарину достаточно было появиться в ногайском платье, чтобы инициировать судебное разбирательство. В 1621 г. из Касимова в Москву в Посольский приказ на допрос отправили служилого татарина Бейбека Тончурина, ездившего в Астрахань. Здесь его расспрашивали под страхом пытки о том, зачем он ездил на Волгу, кто его посылал, был ли у тетки касимовского царя или ногайских мирз, передавал ли грамотки или устные сообщения. Это показывает, что касимовские Чингисиды и люди их дворов находились под жестким контролем»1038. В 1636 г. голштинский посол Адам Олеарий, проезжая через Касимов, несмотря на взаимное желание не смог встретиться с тамошним царевичем Сеид-Бурханом из-за запрета русского воеводы: царевич «велел передать поклон, усердную благодарность его и извинения ввиду невозможности для него угостить и почтить господ послов в своем доме, как он бы желал этого. [Посещение его] вызвало бы неудовольствие воеводы, неохотно разрешающего кому-либо из иностранцев иметь с ним сношения»1039.

Такую же картину мы наблюдаем в Романове, где был помещён князь Эль, сын ногайского бия Юсуфа, поступивший на русскую службу вместе со своим братом Ибрагимом в 1564 г. В 1606 г. Романов по пути в Москву посетил гонец шведской королевы Станислав Немоевский, оставивший в своём дневнике красноречивое описание своей встречи с князем Элем: «Когда однажды мы послали к нему продать некоторые вещи для съестных припасов, он, мужчина уже лет шестидесяти, с грустью сказал нашим: „Вы еще можете вскоре отсюда выехать по окончании настоящей войны, на которой у меня, у несчастного, убили сына. Но я, прибывши сюда добровольно лет сорок назад, Бог весть, увижу ли еще свою отчизну“. Он желал было и далее говорить, но пристав, что был с нами, приказал ему молчать»1040.

За пожалованные им доходы служилые татары обязаны были платить кровью, участвуя практически во всех войнах, которые вело Русское государство в XVI – XVII вв., включая войны с их соплеменниками. Интенсивность использования татарских отрядов даже наводит современных татарских историков на подозрение о том, что русские власти таким образом проводили скрытую политику геноцида: «Кроме названных, существовала еще одна, глубоко завуалированная цель привлечения служилых татар на службу… Выставляемые в качестве заслонов, используемые в разведывательных операциях, они, безусловно, были обречены нести тяжелые потери. Таким образом, проводилась линия на скрытое физическое истребление мужского татарского населения»1041.

Можно было бы отмахнуться от таких подозрений как от паранойи, однако бытование сходных мыслей засвидетельствовано у русских властей. Так, в 1735 г. руководитель Оренбургской экспедиции статский советник Иван Кириллович Кирилов, предлагая императрице Анне Иоанновне направить в Оренбург на военную службу татар-мишарей, обосновывал это предложение тем, как он представлял себе традиционную политику русских властей относительно татар: «…Хотя по мало наряжены будут, однако же которое время там пробудут, в то жены без плода останутца, а кого убьют, тот и вовсе не возвратитца. Как исстари сию политику во всем государстве над татарами во время Швецкой и Польской и Турецкой войн делали, везде их перед войска в первых на пропажу посылали, вменяя в службу»1042.