Но только начались переговоры, как в Москве раскрыли заговор: князь Иван Лукомский, перешедший из Литвы на русскую службу, был уличен в коварном злодействе и схвачен при попытке отравить великого князя всея Руси по приказу к тому времени уже почившего Казимира. Нашли у перебежчика и яд. Он не отпирался, охотно выдал следствию еще двух злоумышленников: поляка Матиаса и русского князя Федора Бельского — родственника Казимира. Кроме того, он выдал двух братьев-смолян, которые тайно пересылали в Литву важные сведения из Москвы, где они, взятые в плен во время очередной западной военной кампании Ивана III, вошли в доверие к князю и жили на свободе, не испытывая ни в чем нужды. Дело Лукомского завершилось быстро, и великий князь объявил приговор: главных зачинщиков заговора посадить в клетку и сжечь в ней на берегу Москвы-реки, Федора Бельского сослать в Галич, одного из братьев-смолян засечь кнутом до смерти, другому, чтобы не мучился, отрубить голову, переговоры с литовцами прервать, боевые действия продолжить.
Александр в этой ситуации проявил великолепные дипломатические качества, сумел остановить войну, вновь начать мирные переговоры. Очень точно оценивая свои возможности, а также силы своих союзников и немалый потенциал Литвы и всех ее доброжелателей, Иван III пошел на переговоры. Россия к тому времени отвоевала у неприятеля Вязьму и Алексин, Тешилов и Рославль, Венев и Мстислав, Тарусу и Обнинск, Козельск и другие города. Но в руках литовского великого князя все еще оставались большие территории Русского государства, в том числе и Киев. Александр очень ценил именно это приобретение своих предшественников на литовском великокняжеском престоле. Он даже обещал называть официально Ивана III государем всея Руси в обмен на то, чтобы повелитель Москвы не требовал от него Киева.
Иван III смирился с этим требованием. Сил у Руси еще не хватало для столь крупных военных и политических акций. Согласился он и на предложение литовцев скрепить союз женитьбой Александра и Елены, дочери своей, выставив при этом жесткое условие: княгиня Елена останется в православной вере.
Этот сложнейший дипломатический маневр чуть было не разрушил союз Ивана III с Менгли-Гиреем, который, получив из Москвы объяснения, касающиеся мира Руси с Литвой, написал в ответ: «С удивлением читаю твою грамоту: ты ведаешь, изменил ли я тебе в дружбе, предпочитал ли ей мои особенные выгоды, усердно ли помогал тебе на врагов твоих! Друг и брат великое дело; не скоро добудешь его: так я мыслил и жег Литву, громил улусы Ахматовых сыновей, не слушал их предложений, ни Казимировых, ни Александровых: что ж моя награда? Ты стал другом наших злодеев, а меня оставил им в жертву?.. Сказал ли нам хоть единое слово о своем намерении? Не рассудил и подумать с твоим братом!»[136]
Ивану III Васильевичу удалось поладить с Менгли-Гиреем, но крымский хан и его сыновья обиду не забыли и не простили. Совсем скоро, когда Османская империя достигнет своего могущества и распространит свое влияние практически на все Причерноморье, крымские ханы станут верными союзниками этой державы, во многом зависимыми от нее, и русским царям, русскому народу придется вести с этими двумя противниками долгую двухвековую борьбу. Но Ивана III нельзя винить в том, что он нарушил добрососедские отношения с ханами. Перед ним стояла более важная задача: вернуть Руси ее исконные земли, отторгнутые Литвой. И он их возвращал.
Многие историки называют крупной ошибкой Ивана III Васильевича разрыв с ганзейскими купцами. Ганза, торговый и политический союз немецких городов, сформировалась еще в XIV веке. Главой этого союза были купцы города Любека. Ганза осуществляла и контролировала посреднические торговые операции между странами Западной, Северной и Восточной Европы и оказывала заметное влияние на все сферы жизни народов этого региона.
В Новгороде проживало 40 ганзейских купцов из Любека, Гамбурга и других городов Ганзейского союза. Новгородцы вели с ними взаимовыгодную торговлю, выступая посредниками между Ганзой и Москвой. Такие посредники в единодержавном государстве могут быть только в том случае, если прибыль будет поступать в казну, а не оседать в Новгороде. Иван III Васильевич видел в ганзейских купцах не только рассадник своеволия и непослушания, но и источник трудно просчитываемых центральной властью доходов новгородского купечества, а значит, источник будущих смут. Смуты государю были не нужны.
Дело ганзейских купцов началось на рубеже 1493–1494 годов, когда ливонские немцы, по свидетельству немецкого историка, «всенародно сожгли в Ревеле одного россиянина, уличенного в гнусном преступлении, и легкомысленные из тамошних граждан сказали его единоземцам: «Мы сожгли бы и вашего князя, если бы он сделал у нас то же»[137]
.