Москва. Путь к империи

Стефан Баторий, будто бы желая подтвердить пророчества беглеца, взял Великие Луки, Заволочье, Подсошь, другие города, а летом 1581 года, перед очередной военной кампанией, он объявил главной задачей взятие Пскова. Догадываясь об этом, Иван Грозный послал в город воевод, отряд, впрочем, небольшой, но ответить Курбскому так и не решился, да и последующие его действия говорят о том, что в победу русских он верил с трудом.

Князь-беглец не переживал из-за этого. Может быть, он уже готовился писать четвертое послание царю, в котором можно было, взирая на поверженный Псков, на тысячи мертвых христиан, окончательно заклеймить позором Ивана Грозного в гибели дома его, то есть Русской земли. А может быть, бывший русский князь тешил себя мечтой о том, что после победы Стефана Батория царь признает-таки свои преступления и покается на крови подданных.

Так или иначе, но Иван Грозный не ответил ему, а польский король начал тщательную подготовку к решающему в Ливонской войне походу. В одном из своих указов он писал, настраивая своих воинов и многочисленных наемников к трудной боевой работе: «Москвитяне, при обороне крепостей, своею стойкостию и мужеством превосходят все прочие нации». Стефан Баторий был не единственным политическим деятелем той эпохи, который с таким уважением отзывался о «москвитянах».

Секретарь польского короля Сигизмунда II Августа литовский гуманист Михалон Литвин (Венцеслав Миколаевич) в своем трактате «О нравах татар, литовцев и москвитян», в частности, говорил: «Москвитяне и татары намного уступают литвинам в силах, но превосходят их трудолюбием, любовью к порядку, умеренностью, храбростью и прочими достоинствами, которыми упрочиваются королевства»[180].

Ни литовский дипломат, ни сам Стефан Баторий даже не думали о том, что в XVI веке в Европе и в Азии найдется сила, способная изничтожить дом русского царя, добиться «исчезновения» православных христиан: свое бы не порастерять в борьбе с Московским государством! И только Андрею Курбскому, мудрому человеку, почему-то упрямо казалось, что за грехи Ивана IV Васильевича должны отвечать он сам, весь дом его и все православные христиане. Почему? Почему мечтал об этом беглец? Почему Грозный не ответил на третье послание? Потому что дела у русских были в тот год действительно плохи! И понимали это многие. И в случае победы Стефана Батория… не мог ли мечтать мудрый Курбский, Рюрикович, о восшествии на русский престол, не являлись ли его письма своего рода предвыборными лозунгами, в которых талантливый автор изложил свое видение, свой идеал монарха — воистину справедливого, доброго, человеколюбивого, опирающегося в правлении на Священное писание, на Цицерона, Давида и так далее?

Подобные вопросы жители Пскова себе не задавали. Некогда было. Они готовились к войне. Они по-своему разрешили спор Курбского и Грозного.

Польские магнаты поддержали Стефана Батория, выделили ему значительные средства. Король вооружил сорок тысяч опытных воинов, поляков и литовцев, а также пригласил со всей Европы еще шестьдесят тысяч наемников: венгров и французов, датчан и шведов, румын и немцев, шотландцев и австрийцев… Ажиотаж вокруг похода напоминал события прошлых веков, когда папы римские и европейские монархи собирали со всего континента войска для крестовых походов.

В Пскове не было гроба Господня. В Пскове были великие богатства, о которых ходили легенды. Стотысячное войско Стефана Батория замыкал большой отряд купцов, а также разных прохиндеев, любителей легкой наживы. Не исключено, что, собирая громадную армию, король рассчитывал на большее, чем взятие Пскова, этих, пока закрытых для пришельцев, ворот в Русскую землю, и причины тому были весьма веские. В Литве и Польше внимательно следили за ходом приватизации Москвой удельных княжеств, вечевых республик и последующих разорительных погромов Пскова, Новгорода и других городов. Чужеземцы вполне могли рассчитывать на то, что среди русских городов (например, в Пскове, семьдесят лет назад поголовно рыдающем, оплакивающем свой вечевой колокол, свою вольницу) найдутся такие, которые по примеру князей, вынужденных покидать родину (но не обязательно при этом — предавать свой народ), согласятся добровольно сменить «гражданство». Сам Стефан Баторий подумывал об этом. Не говоря уж о Курбском. Но русским и на эту тему думать было некогда — они готовились к обороне.

Продвигаясь на восток, чужеземцы взяли крепость Воронеч на дальних подступах к городу, затем Остров, важный пункт в непосредственной близости от Пскова, можно сказать, пригород. 18 августа в нескольких километрах от города появились авангардные отряды врага, а через шесть дней подошло и основное войско во главе со Стефаном Баторием.

Псков поразил пришельцев благолепием, величием и мощью фортификационных сооружений. «Господи, какой большой город! Точно Париж! Помоги нам, Боже, с ним справиться», — написал в дневнике участник похода Ян Пиотровский, будто бы уже в тот, первый день предчувствуя, что без Божьей помощи им город не взять.