Москва. Путь к империи

В октябре в бой пошли каменотесы, мужики жилистые, сильные. Ночью они пробрались со своим инструментом и большими щитами к стене, принялись за тяжелую работу, надеясь разрушить стену, завалить огромный кусок ее в воду. Баторий уже готовил для прорыва в том проеме ударную группу, но вдруг увидел вызывающую смешанные чувства и смешную, и страшную картину. Псковичи первое время никак не могли вывести из строя вражеских каменотесов. Те работали под прикрытием щитов под стеной, подрубая ее под корень. Наконец кто-то из защитников города предложил прекрасную идею… и вскоре польский король увидел на фоне стены болтающихся на огромных крюках своих доблестных каменотесов. Кричали они по-звериному. Больно было очень. Кто-то из них поддет был крюком за бок, кто-то — за живот, кого-то крюк подхватил за грудь — и трепыхались они в воздухе, кричали, прощались с жизнью.

Тогда же, в конце октября, в войске Батория начался голод. Попытка разжиться в Псково-Печерском монастыре продуктами, порохом и ядрами не увенчалась успехом. Монахи выстояли. Воины польского короля вернулись под Псков измученные: туда они прошли 56 километров и оттуда 56 километров. Голодные.

5 ноября чужеземцы перешли от активных боевых действий к осаде.

«Русские при осаде городов не думают о жизни, — скажет позже с восхищением Стефан Баторий послу папы римского Антонио Поссевино, — хладнокровно становятся на места убитых или взорванных действием подкопа и заграждают пролом грудью, день и ночь сражаясь; едят один хлеб, умирают с голоду, но не сдаются»[181].

Пришли холода. А вместе с ними увеличилось недовольство воинов, особенно наемников. Когда-то, лет тридцать до осады Пскова Михалон Литвин написал в своем трактате: «…Москвитяне не готовят в войско наемников, которые когда-нибудь уйдут из их земли, и не расточают деньги на них, но стараются поощрять своих людей к усердной службе, заботясь не о плате за службу, но о величине их наследства»[182].

Литовский гуманист несколько идеализирует отношение русских царей и великих князей к наемникам, но в чем-то он глубоко прав: русские редко прибегали к помощи наемников, понимая, что в любую минуту те могут подвести «работодателя».

Первыми покинули войско Стефана Батория немцы. Ушли они домой по студеной чужой земле, оставив польского короля в тяжком раздумье. 4 января псковичи совершили очередную дерзкую вылазку и нанесли врагу страшный урон: только 80 знатных военачальников-поляков пало в том бою. Огромную добычу взяли псковичи.

Король был страшно озабочен. Никто в его ближнем окружении не догадывался, что он предпримет ночью. Весь день он ходил грустный. Вечером позвал к себе русского пленника, дал воину письмо для Шуйского и богатый ларец с золотом, мечтательно звеневшим под замком, ключ от которого воин упрятал за пазуху. «Доставь это князю и скажи, что я им восхищен. Он будет получать у меня много денег, и слава о нем будет греметь по всей Европе». Воин отправился в кромешной тьме к Пскову, дошел до ворот, постучал, продрогший. Его впустили и привели к И. П. Шуйскому. Тот внимательно выслушал уставшего воина, но вскрывать тяжелый ларец не стал, вызвал мастеров.

Они кумекали над ларцом недолго, осторожно вскрыли его и ахнули: в ларце торчали во все стороны двадцать четыре заряженных ствола. Любое неверное движение ключом — и кому-то из любопытных не посчастливилось бы.

Испытав все ему известные методы осады, Стефан Баторий 17 января 1582 года повел свое войско домой. Ему повезло. Иван IV Грозный не смог достойным образом воспользоваться этой замечательной победой русских воинов, видимо, потому, что плохо знал подданных. Они своим героизмом, своей мало кому из иностранцев понимаемой любовью к Родине решили и еще одну задачу, нерешенную царем: ответили на третье послание Курбского Ивану Грозному. Они сами и с Божьей помощью, пусть и залитые «кровью христианской», отстояли свое право «не исчезнуть», жить, причем жить навеки вечные с Русью.

Эти высокопарные слова, к сожалению, пробегают мимо глаз тех, кто срывается, злобством влекомый, на грехи тяжкие, а также и тех, кто, грехи эти никоим образом не воспринимая ни душой, ни разумом, отгораживается от всего родного, корневого, создает вокруг себя этакую безгрешную зону, чистоплюйское пространство и, уверенный, что не грешит, грешит не меньше первых.

17 января 1582 года в Псков прибыл человек, сообщивший о том, что между Русским государством и Польшей заключено десятилетнее перемирие. В 1583 году было заключено трехлетнее перемирие со Швецией. Страна Московия потеряла на сто сорок лет выходы к Балтийскому морю, то есть фактически проиграла двадцатичетырехлетнюю Ливонскую войну.