Москва разгульная

Незадолго до смерти Владимир Соловьёв отправился на исповедь в Гефсиманский скит к знаменитому «старцу – утешителю» преподобному Варнаве, который отказал в приёме знаменитому философу, так как почувствовал в нём присутствие демонической силы.

Скончался В.С. Соловьев после двухнедельной болезни, в кабинете П. Н. Трубецкого в имении Узкое 31 июля 1900 года. Похоронили его в Москве на кладбище Новодевичьего монастыря рядом с могилой отца.

Многие исследователи сходятся во мнение, что во всей русской литературе нет личности более загадочной, чем В. С. Соловьев. Сравниться с ним может лишь Н. В. Гоголь. В статье «Рыцарь-монах», посвященной памяти знаменитого философа: поэт-мистик Александр Блок написал: «Во взгляде Соловьёва, который он случайно остановил на мне в тот день, была бездонная синева: полная отрешённость и готовность совершить последний шаг; то был уже чистый дух: точно не живой человек, а изображение: очерк, символ, чертёж. Одинокий странник шествовал по улице города призраков…».

Жена Александра Блока оставила немало воспоминаний о своем супруге, ставшем легендарной личностью еще при жизни. По словам Любови Дмитриевны, карьеру поэта юному Саше предрекла обычная привокзальная цыганка, когда он вместе со своими приятелями играли возле городского вокзала. Мальчишки развлекались тем, что грубо дразнили старых цыганок, после чего убегали. Одна из цыганок стала кричать на них, а потом вдруг остановилась, поманила Блока к себе и изрекла: «Избавляйся от этой компании, она не твоя. Половина глупцов умрет, еще не познав первой любви, а остальные будут страдать всю жизнь. А тебя ждет слава и известность – если не будешь с ними». В будущем Блок рассказывал супруге, что из той самой компании четверо ребят действительно погибли, не дожив до 16 лет, а еще двое спились чуть позже.

В 1901 году Блок оставил такую запись в своих черновиках: «До сих пор мистика, которой был насыщен воздух последних лет старого и первых лет нового века, была мне непонятна; меня тревожили знаки, которые я видел в природе, но все это я считал „субъективным“ и бережно оберегал от всех. Теперь события судьбы мне открылись, я увидел знак свыше».

Любовь Дмитриевна воспоминала: «Александр Александрович часто видит сны, которые сбываются. Он может описать дом, который никогда не видел и в котором ему только предстоит оказаться. А уж сколько изменений человеческих судеб он увидел еще до того, как произошли события…» Именно увлечения Блока мистикой привели в 1903 году к созданию большого цикла лирических произведений с характерными названиями: «Видения», «Ворожба», «Колдовство».

Все потрясения первых годов XX века прошли через душу поэта, внесли смятение, изменили его и оставили след в его творчестве. Накануне Первой мировой войны поэта очень заинтересовали слухи о Григории Распутине, и он возжелал встречи с ним. Он написал несколько писем Григорию Ефимовичу с просьбой об аудиенции, приглашал его на встречу и даже был готов оплатить все расходы на проезд и проживание. Об организации встречи он просил и всех своих знакомых, но встреча так и не состоялась.

После убийства Распутина Блок впал в депрессию, перестал писать, отказался от медицинского лечения, полностью положившись на судьбу. В 1921 году гениальный поэт скончался, успев сделать свое последнее пророчество: «Поэт умирает, потому что дышать ему больше нечем».

Оккультные причуды Серебряного века

Серебряный век в России совпал с новым всплеском интереса ко всему оккультному и потустороннему. Попытки научного обоснования спиритизма остались в прошлом. Люди хотели развлечений и ярких эмоций, а таинственные сеансы превосходно выполняли эту функцию. Русское общество накрыла мощная волна спиритической мании. В 1906 году в Москве состоялся крупный съезд спиритуалистов. В то время в стране насчитывалось 3,5 тысяч спиритуалистических клубов, выпускался журнал «Спиритуалист», расходившийся огромными тиражами.

Среди высшей аристократии Москвы и Санкт-Петербурга были очень популярны спиритические сеансы знаменитого польского медиума Яна Гузика. Вот как описывает медиума поэтесса Нина Петровская, посетительница его московских сеансов: «Небольшой, весь какой-то узкий, с зеленовато-трупным лицом, с зеленоватыми же, словно замершими, глазами, по моему впечатлению, даже холодный и сыроватый на ощупь, в узко облегающем узкое тело, словно пропитанном плесенью сюртуке, он как-то странно мигал от яркого света и жался к стенам. Совсем как призрак».