Я рискну сказать, что рок-н-ролл, каким он нам достался и каким мы его пытались нести дальше, это музыка любви, а вовсе не зла. Ты только твори! Твори сейчас, раскройся, потому что завтра тебе опять надо будет идти в институт, потом – на работу, а там – и… на кладбище. Поэтому я просто не мог отыграть концерт, не поменяв три майки, мокрые от пота. Мне надо было поднять людей, я не мог видеть безразличные глаза, для меня это всегда было личным оскорблением. Если народ на уши не встал, если не началась всеобщая истерия, я считал это выступление неудачным. Но если был кураж, то мы заводили любые залы.
Когда я был уже достаточно взрослым человеком, я увидел концерт Rolling Stones и понял, за что люблю эту группу! Это – беспрецедентная отдача! И вообще все первачи – это беспрецедентная отдача! И это – сумасшедшая любовь к тому, что ты делаешь…»
Конечно, самые отвязные концерты проходили в родном институте. В МЭИ обожали «Оловянных», потому что не было в Москве другого ансамбля, который мог бы сравниться с ними по посылу, по стёбу, по желанию всех поставить на уши, по исконной любви и доброте, которые кипели внутри музыкантов. И если какой-нибудь местный руководитель пытался остановить концерт – нет, не из-за идеологических причин, а просто потому, что время было уже позднее, – ему довольно веско объясняли, что не надо мешать отдыху студентов.
«И если он приходил закрывать концерт один, без охраны сорока дружинников, – вспоминает Андрей Горин, – то в итоге его находили где-нибудь за унитазом. А так всё было тихо и спокойно…»
Примечания