Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода

Вадим осторожно огляделся. Поблизости никого не было, и он юркнул в неприметную дыру в заборе, который окружал башню. Юноша, конечно, не мог заранее предусмотреть, в каких условиях ему придётся бомжевать – ни одеяла, ни каких-либо тёплых вещей у него с собой не было, а потому он приютился в водонапорной башне в том, в чём ходил днём по жаркой Москве. Впрочем, погода стояла хорошая, и ночью было не очень холодно. Зато лютовали комары. Они были совсем не такие, как в Тульской области, – большие, солидные и степенные. В Москве комары были маленькие и вёрткие и наваливались на жертву целым роем.

Рано поутру опухший, продрогший и покусанный он всё-таки решился пойти к маминой подруге. Женщина обрадованно засуетилась, принялась готовить завтрак, засыпала вопросами, но, заметив, что Вадик клюёт носом над чашкой растворимого кофе, постелила ему постель и отослала отдыхать. Отоспавшись, Вадим уже знакомым маршрутом отправился поступать в мясомолочный институт.

В тот же день Вадима определили в общагу. У мясомолочного института имелись две новые общаги в районе метро «Текстильщики», и ещё одну они арендовали у Плехановского института на Зацепе, куда и определили тульского паренька. Вадим не поверил, что бывают такие названия улиц, как, например, Зацепа. Вот Зацепский вал – стоящее название для настоящей столичной улицы. А Зацепа, решил Степанцов, – это, скорее, сленговое сокращение, ибо улица в Москве так называться не может. «Наверное, Зацепой ласково называют Зацепский вал», – подумал Вадим. В итоге на поиски общежития он потратил почти два часа, пройдя Зацепский вал вдоль и поперёк. А поскольку он тогда был ещё застенчивым провинциальным мальчиком и дорогу спросить стеснялся, то бродил бы и дольше, если бы в конце концов ноги сами не вынесли его на улицу Зацепу.

Почти два месяца Вадик «провалтузился» на подготовительных курсах, но не столько занимался, сколько шатался по Москве, каждый раз выбирая маршрут «покривоколеннее». И хотя экзамены он сдал ни шатко ни валко, чуть-чуть недобрал, но, как и обещала сестра его товарища, поступил на полупроходном балле, поскольку мальчишек брали охотнее, нежели девчонок. Так Вадим стал студентом факультета технологии мяса и мясопродуктов, где из-под дверей каждой аудитории пахло то копчёной колбасой, то бужениной, то карбонадом.

И началась для Вадима московская жизнь.

В институте оказалась на удивление хорошая библиотека, с любовью наполненная различными поэтическими изданиями. Вадим с удивлением узнал, что мясомолочный институт имел ещё и маленькую литературную славу. В начале 1930-х годов здесь учился прославленный посмертно поэт Сергей Чекмарёв, который писал очень трогательные стихи. Советская власть направила молодого поэта в Башкирию организовывать коллективизацию, и там он был зверски убит местными богатеями. В 1960-х годах его сделали мучеником-героем. Человек из поколения «отцов» оказался близок и понятен тем, кто мечтал «вернуться к Ленину» и построить «социализм с человеческим лицом». Он стал одним из любимых поэтов поколения шестидесятников, которые были очарованы его неподдельной искренностью, страстностью и, если так можно выразиться, деловым энтузиазмом.

В мясомолочном институте Вадим познакомился с двумя ребятами, один из которых был его ровесником, но с соседнего молочного факультета, а другой постарше – с механического. Они увлекли Вадима бродить по разным литобъединениям Москвы.

В советские времена пищущие юноши и девушки сбивались в литобъединения, как в стаи. Там молодые люди не только общались и читали друг другу свои творения, но и учились азам мастерства. Самым популярным в 1980-х годах было литобъединение при газете «Московский комсомолец», которое вел А. Аронов. Тогда было всё очень демократично, в редакциях ещё не контролировали потоки посетителей, и достаточно было сказать вахтёру на входе: «Я к Аронову!» – как двери гостеприимно распахивались.

Захаживали ребята и в литературную студию МГУ, которую вёл Борис Волгин. Неплохое литературное объединение существовало при Дворце культуры ЗИЛа. По первости Вадим был самым юным в этих литобъединениях, но его часто просили почитать стихи, так как в них присутствовало много весёлой юношеской злости и эпатажности.

И вот, окончив третий курс и уже основательно потусовавшись по литобъединениям, Вадим вдруг почувствовал, что ему стало скучно учиться в мясомолочном институте, тем более что все кругом восхищались его стихами и наперебой советовали поступать в литературный институт. Но одно дело – мечтать, и совсем другое – действительно поступить в литературный институт.

Друзья подсказали Вадиму обратиться за рекомендацией к поэтессе Римме Казаковой:

– Иди к Римме. Она даст… хе-хе… рекомендацию.

Вадим прислушался к дельному совету, и вскоре уже торжественно маршировал по Тверскому бульвару по направлению к литературному институту с письмом от Риммы Казаковой в кармане.