Людмила Михайловна. Ей было слегка за пятьдесят, и она любила Алексис из сериала «Династия». Начес в стиле восьмидесятых, неоново-синие пиджаки с поролоновыми подплечниками, узкие юбки и манеры любовницы наркодилера из Моршанска, притом что она была редактором отдела поэзии известного литературного журнала. После встречи с Людмилой Михайловной я позвонила своей приятельнице Лиде и заставила ее поклясться подсыпать мне в кофе цианистый калий, если я когда-нибудь буду вести себя как уцененная копия Джоанн Коллинз.
Ева – совсем молоденькая девчонка, которой сначала предложили сняться для разворота мужского журнала, а потом отказали, потому что на кастинг к главному редактору пришел клон Джины Лоллобриджиды с пятым размером груди и нехилыми амбициями.
– Ну ты же понимаешь, что раз не сложилось, значит, не судьба? – осторожно спросила я. – Ты же отдаешь себе отчет, что операция ничего не изменит? Ты будешь восстанавливаться несколько месяцев, съемку ты все равно упустила.
– Это осознанное решение, – сжала губы Ева (хотя, скорее всего, это был псевдоним, круглая, словно циркулем очерченная мордашка не очень уживалась с именем женщины, испытавшей первородный грех). – Вы же сами сказали – это счастье.
Да, я так говорила.
Говорила им – сомневающимся и почти решившимся, холодно уточняющим детали и хватающим меня за руку в бесполезном поиске сочувствия. Я улыбалась и вроде бы подставляла им плечо. Я была подобна раскаленному воздуху оранжевой пустыни: я рисовала миражи, воздушные замки, и витиеватости их архитектуры позавидовал бы сам Гауда. Заученный наизусть рекламный текст, обезличенная улыбка бизнес-леди – все это осталось в прошлом. Инесса говорила, у меня настоящий талант продавца. Умение, что называется, найти личный подход. Я была внимательным слушателем, о, я часами могла сочувственно кивать в такт их монологам о безысходности и боязни старости, о бросившем муже или безответной влюбленности, о детских комплексах и кризисе среднего возраста. Я переспрашивала, уточняла, давала советы, ну а потом, разумеется, предлагала рецепт. Иногда я ловила себя на мысли, что почти верю в собственные проникновенные речи.
Силикон стал моей религией. Две большие, неподвластные закону притяжения, наглые, упругие, задорные, молодые груди были моим фетишем, моим языческим божеством. Я не продавала – нет, я ПРОПОВЕДОВАЛА, привлекая в свою секту все больше прихожан.
И они благодарно тянулись ко мне по-овечьи покорными толпами. Они согбенно молились глянцевым образам, а потом успешно проходили обряд инициации.
Многие, прооперировавшись, приводили подруг.
Я была нарасхват.
И быстро вошла во вкус. Как-то замялся тот факт, что изначально деньги нужны были лишь для отселения из моей жизни Челси. Челси давно была сама по себе, она научилась вести себя почти незаметно, неплохо училась в гимназии, а вечерами пропадала с новыми друзьями. Я немного привыкла к хаосу, который она плодила вокруг, тем более что к концу лета у меня появилась домработница.
Деньги вроде были, но остановиться я почему-то не могла.
Я никогда не была поклонницей стриптиза, но всегда удивлялась: почему все стриптизерки, порноактрисы, а также профессиональные любовницы начала девяностых столь бесхитростно стереотипны? Почему акт художественного публичного раздевания непременно должен базироваться на предсказуемом коктейле фетишей? Все эти разноцветные боа или латексные костюмы медсестричек, неужели это до сих пор кого-то заводит?
Или специфическая театральность, объединяющая стриптиз, балеты трансвеститов и гей-культуру, – это своеобразный юмористический штрих? Или что-то вроде предупреждающей алой кляксы на спине ядовитого жука: смотри, но не подходи ближе.
Или даже намек на иллюзорность.
Не воспринимай меня всерьез, я всего лишь материализовавшаяся фантазия, бессодержательная и даже бесплотная, несмотря на мой силиконовый третий с половиной. Не ищи за моей манящей улыбкой глубины, не пытайся разгадать мой псевдоним Горячая Мануэлла и ни в коем случае не верь в мое существование, несмотря на то что за двадцать баксов тебе разрешат хлопнуть меня по вспотевшей ягодице.
Обо всем этом я думала, наблюдая за кастингом недавно открывшегося стрип-клуба Hot & Spicy.
Как я, рафинированный сноб, практически тургеневская барышня, могла попасть в такое странное место, да еще и на такое сомнительное мероприятие?
Волка ноги кормят. За месяцы работы на Luxis я научилась не гнушаться случайными знакомствами, на которые так богата Москва. Я цинично оценивала людей по одному-единственному критерию: могут они мне помочь в продаже имплантатов или нет.
И вот однажды на летней веранде моего любимого арбатского кафе за мой столик напросился мужчина, которого в иной день я и взглядом не удостоила бы. Он был обладателем всего того, что я в мужчинах терпеть не могу.