Москва-Синьцзин

— Я всё про вас знаю, — быстро продолжает незнакомец. — В смысле, не всё, конечно, но самое главное. Что вы владеете тайнами Белого Лотоса и, если б захотели, возглавили бы братство. Но вы не хотите. Мы… я надеялся встретить здесь кого-то, кто нам поможет, но даже не надеялся, что увижу саму Мэри Ларр. Это огромная, просто огромная удача!

Говорит он сбивчиво, словно боится, что его не дослушают.

Мэри по своему обыкновению не перебивает, дает собеседнику высказаться.

— Я знаю, что с вами темнить нельзя. Вы видите людей насквозь. Им (человек небрежно показывает вокруг) я назвался чужим именем, представился венгром, но с вами буду как на исповеди. Я из Советского Союза. Приехал в Англию конспиративно, по фальшивым документам. Настоящее мое имя — Александр Барченко. Я — исследователь непознанных тайн природы. Мы, коммунисты, придерживаемся материалистического мировоззрения, в бога не верим, однако это не означает, что мы отрицаем наличие сил и энергий, неведомых современной науке, но известных мудрецам Востока. Мы не боимся искать и экспериментировать. В конце концов само наше государство — небывалый в человеческой истории эксперимент. Вам обязательно нужно побывать у нас. Вы почувствуете, не сможете не почувствовать, что кундалини всего мира переместилась в СССР. Наши ученые проводят смелые эксперименты с нераскрытыми потенциями человеческого мозга, с евгеникой и антропоселекцией, с либидозными ресурсами праны! Лично я консультирую направление, изучающее гипотезу Шамбалы, энергетического фокуса планеты. Мне говорили, что вы были там, на священной горе Кайлас. О, как я мечтаю туда попасть! Мы готовим экспедицию в Тибет, и нам очень нужна помощь такого человека, как вы! Поверьте, вы не пожалеете!

Очередной полоумный искатель Шамбалы, приходит к заключению Мэри. Слушать бред, да еще с таким жутким акцентом, ей надоело.

— У меня нет на вас времени, господин Барченко, — отвечает она по-русски. — Вы мне неинтересны.

Есть люди, с которыми не следует быть вежливыми. Иначе от них не отвяжешься.

Но Барченко не отвязывается.

— Боже, — бормочет он. — Вы говорите на русском, как на родном! И сразу поняли, что я — собеседник не вашего уровня. Меня не обманули. Вы — та, кто нам нужен! Мы приехали сюда не зря!

— Мы? — переспрашивает Мэри.

— Да. Я и мой начальник. Вы совершенно верно определили, что я большой важности не представляю. Я всего лишь консультант. Но мой спутник — иное дело. Я сейчас его приведу. Умоляю, не исчезайте!

И кидается прочь чуть не бегом, расталкивая тихих, вежливых теософов.

Возвращается минут через пять. Мэри по-прежнему смотрит на портрет Е.Б., размышляет про менопаузу и про ноябрь жизни.

— Позвольте представить вам моего дорогого друга, руководителя всего нашего направления, — говорит Барченко.

Необычное лицо. Худое, нервное, с очень высоким лбом и огромными, мерцающими в темноте глазами…

— Ну что, вспомнили? — не выдержал затянувшегося молчания мистер Селдом. — Я в четыре тридцать должен быть у секретаря Казначейства на докладе.

— Вспомнила. Своей фамилии тот человек не назвал, только, по русской традиции, имя с патронимиком — вероятно, ненастоящее. Но я восстановила в памяти внешность, и если мистер Фитцрой покажет мне картотеку высших чинов советской спецслужбы, я без труда опознаю своего собеседника. Он не скрывал, что занимает в секретной полиции ОГПУ ответственную должность и наделен большими полномочиями. Настоятельно приглашал в Москву. Соблазнял не деньгами, а «обменом ценной информацией», которую они накопили за годы своих эзотерических изысканий. Его помощник мистер Барченко написал мне на листке свой адрес. Предложение меня не заинтересовало, но потом я рассказала про эту любопытную беседу мистеру Торнтону. Дело было перед президентской кампанией, Гарри готовил для своего шефа справку по международной обстановке и обратился ко мне за консультацией по России.

— А что за имя и otchestvo назвал ваш лондонский знакомец? — спросил мистер Фитцрой, щегольнув русским словом.

— Глеб Иванович.

Дипломат встрепенулся.

— Худой, лобастый, глаза как два дула, большой рот с сочными губами?

— Да. Вы очень точно его описали.

— Так он представился вам настоящим именем и отчеством! О, это весьма важный господин, всегда очень нас интересовавший! С вами беседовал сам Глеб Иванович Бокий, собственной персоной! И даже конспирироваться не стал. Это значит, что он отнесся к вам с чрезвычайной почтительностью.

— Да, его помощник говорил, что со мной темнить нельзя. Кто же этот Бокий?

— Да-да, кто он? — подхватил мистер Селдом.

— Один из самых засекреченных деятелей НКВД, как теперь называется прежнее ОГПУ. Трехромбовый, по-нашему трехзвездный генерал. По последним агентурным сведениям, от прошлого года, являлся начальником Девятого, специально-секретного отдела. Этот отдел ведает всеми научно-техническими направлениями работы — от лабораторных изысканий до шифровки-дешифровки. Нет ни малейших сомнений, что через генерала Бокия можно выйти и на Фриновского!

Мистер Фитцрой был очень воодушевлен.