"Москва слезам не верит" (К 30-летию выхода фильма)

И режиссер в пиджаке... постоянно срывается на истерику. Действует в ситуации, когда не может эту работницу отогнать. Действительно: не может же мужчина избить эту девушку-надоеду! И он (она) топает на нее, энергично делает отмашку рукой: мол, видишь, я бью тебя рукой и ногой. Пойми и отстань. Отцепись от меня! А поскольку реального эффекта эта истерическая реакция не производит, приходится повторять ее вновь и вновь! Здесь - схлестнулись женщина с женщиной. Но то же самое нам показывали и на хлебозаводе, где работает Людмила: как привязанный, за ней бегает собиратель профвзносов. Звуковая атмосфера там другая, и нам прямо слышно то, что в более поздней сцене выражается пантомимически: "Отстань! Отста-ань!" И - нет у него средств добиться цели в этой идиотской ситуации, и - мужчина превращается в плаксивую бабу.

Истерическая реакция - и у Катерины. Она здесь постоянно говорит не своим голосом. В первой сцене в цеху она покрикивала тенорком (потом, во второй части появятся устоявшиеся, уверенные баритональные ноты) домовитой, расторопной хозяйки. Что ж, как известно: и коней останавливать нужно, и в избы горящие, опять же, входить случается... Но теперь, в момент интервью - истерический, срывающийся голос. И - большой гаечный ключ наперевес, как... автомат у бойца! Женщина, попавшая на фронт. Вынужденная вести себя как мужчина.

Происходящее, повторим, похоже на фронт, на войну. Или - на лагерь, тюрьму. В кадрах появления Рудика обыгрывается слово: "наезд". Кинематографический термин; наезд телекамерой. И в то же время - уголовный: "наезд" бандитов. Изнасиловать (на грани изнасилования - сближение с Катериной), ограбить, убить. В том числе - и в самой тюрьме, где... заново распределяются половые "роли" (изнасиловавших, как известно, в тюрьме "опускают"). Эта сцена - кульминация лагерного, тюремного лейтмотива фильма, запущенного обыгрыванием слова "консервы" (и здесь - тот же прием, обыгрывается слово в гражданском и уголовном значении). Метафора и открывает сходство происходящего в сцене с происходящим в тюрьме. Отсюда - и экстравагантность "леса". Железный лес - тюремная решетка. Тот же самый образ, что и в телестудии ("небо в клеточку"), только неузнаваемо трансформированный!

*    *    *

Лес, в котором прячется Катерина, - это вам уже не "райские кущи". Это железный лес дантовского ада; адский лес. И происходит уже с мифом о грехопадении здесь не профанация, не пародирование, не травестия - а самое настоящее о-сквер-не-ни-е. Причина в том, что совершает метаморфозу мифа не человек, не творческое сознание художника; это грехопадение... как оно должно было произойти по замыслу (по сценарию!) змея. С точки зрения змея.

Катерина (Ева, то бишь) здесь тоже - у-ни-что-же-на. Совершает предательство... Носит дитя. "Ой, родненький, не могу, ой, живот болит!" - орет каким-то деревянным голосом. И кланяется - как... автомат. Живот болит... Вместо деторождения - испражнение...

Андрогин включает наконец голос (якобы!) и говорит так ласково, вежливо. Ну, конечно: все должны уразуметь своей дурьей башкой, что он ("он" - народное прозвище дьявола) никакой не злодей; именно он - и есть добрый, истинный "бог". Объясняет, так легко, светски: вот, всего-навсего, надо прочитать список вопросов и дать ответы. И - грациозно упорхнула, почти как Алла Демидова (с крыльями же! пусть и перепончатыми).

В переводе. Михалыч (тот самый... архистратиг, проигравший апокалиптическую битву?) истошно вопит: "Учи вопросы!" И - убегает ("на цырлах"). Да, и конечно, искушение в пустыне - тоже было ("на всю страну тебя прославит!"); а список этот - так похож... на отречение (например, Бонапарта). Война проиграна, шутки кончились. Должно произойти отречение от своего царского, человеческого достоинства. Не нужно кланяться. Не нужно ничего целовать и ни на что плевать. Глупости все это. Просто: прочитать - и отвечать (даже в рифму получается!). Всё!

*    *    *

В сцене сквозит ужас прожитых к этому времени лет. В том числе - метафизический ужас. Этот ужас может стать для зрителя фильма реальным, потому что метафизический, метафорический слой изображения уравновешен с реальнейшими историческими мотивами, приметами времени. А в телережиссере - нам видится... Татьяна Лиознова, постановщик фильма "Семнадцать мгновений весны". Фильма, где в идеальных пропорциях скомпонованы с основным сюжетом не только воспроизводимые здесь гестаповские пытки, но и документальные кадры войны. Именно она, с ее мужским, волевым характером, "ангажирована", думается (режиссер - на роль режиссера, как раньше было: поэт на роль поэта, актеры на роли актеров), как "исполнительница" роли адского андрогина...