Москва–Таллинн. Беспошлинно

Варварины проблемы располагались будто на двух этажах — на одном боязнь забыть что-нибудь, опростоволоситься. На другом волнующие раздумья о внуке из Таллинна, сыне полузабытой Ларисы. Двухэтажное сооружение измотало Варвару Ивановну: она перескакивала с одного уровня на другой — то на лифте, то по лестнице — понимая, что решаться на что-то надо и там и там. Посоветоваться было не с кем, вернее, не привыкла она ни с кем советоваться. По поводу внука в конце концов решила определенно: она никому не скажет о своей догадке, даже Стасу не намекнет, будет выжидать дальше. Она уверена, что у нее есть взрослый внук — и это хорошо. Все возможности общаться с ним, помогать ему — сохраняются. Она будет приглашать его в Черногорию, выяснит насчет образования, мальчик должен быть способным, ведь все передается через поколение… дальше мечтать Варвара себе не разрешала.

Уничтожив во время затянувшегося завтрака один этаж проблем, Варвара почувствовала прилив бодрости и прибрала кухню, стараясь не думать о том, что может в собственном доме сделать что-нибудь не так. Сегодня Ядранка не ночевала у нее, но в последние дни уже несколько раз оставалась в гостевой комнате. Варваре так было спокойнее.

Ядранка пришла в десять, как и договаривались, и одновременно снизу позвонил шофер, Варваре пора было ехать в институт читать студентам лекцию о знаменитых ораторах древности. В своих лекциях она непринужденно смешивала историю, философию, собственные фантазии и практические методики.

* * *

Проводив Варвару Ивановну на работу, Ядранка сварила кофе, раскрыла глянцевый журнал — и взяла из столика сигарету. Немного поиграла в хозяйку. Затем проверила денежные тайники, не удержалась. Тайников было три: два из них Ядранка случайно обнаружила сама, а один, самый скудный, на случай своей прогрессирующей забывчивости ей показала Варвара. Сегодня Ядранка не собиралась брать деньги, но оценив толстую пачку рублей в комоде — не удержалась и тысячу взяла. Она знала, что хозяйка старается записывать суммы в тайниках, но рассчитывала на то, что Варвара будет меньше доверять своим записям и не слишком часто проверять активы. Убирая тысячу рублей в сумочку, Ядранка подумала, что теперь, когда Варвара отчасти посвятила её в финансовые тайны своего жилища, о которых не знал даже Стас, брать деньги особенно опасно.

Погоняв пыль в гостевой комнате, Ядранка взяла из тайника еще две тысячные бумажки. Законы распределения денег давно казались ей лишенными смысла, люди, по ее мнению, были всегда сами виноваты в своих неприятностях. Взять хотя бы Варвару: если бы она не разыгрывала из себя вальяжную барыню, словно напрашиваясь, чтобы у неё отбирали явный излишек, — Ядранка вряд ли позарилась бы на ее добро. В кафе на берегу Адриатического моря, подставив лицо солнцу, Варвара без конца рассказывала о своем сыне, одновременно умудряясь подчеркнуть границу между собой и Ядранкой. Вроде бы и призывала ее в свою семью, но показывала, что Ядранка останется в статусе подруги-приживалки. Возможно, это высокомерие только чудилось Яце. Она приехала в Москву из любопытства, но увидев огромную московскую квартиру своей «подруги» и студию Стаса, — задержалась.

Барыня отдавала распоряжения, ждала точного исполнения, но на удивление легко попадалась в ловушки, пугалась своей не безупречности. Первая шутка с кастрюлей, оставленной на огне и сгоревшей, получилась эффектной. Яца представляла себя персонажем: Розиной в «Свадьбе Фигаро» Бомарше или симпатичной горничной в оперетте «Летучая мышь» (советские спектакли она видела по телевизору в детстве, эти были в числе любимых). Сперва Ядранка только забавлялась, но из любопытства открыла шкатулку в ящике комода, увидела пачку денег — и взяла две сотни долларов. Потом, когда брать из тайников стало привычкой, Яце пришлось придумывать более сложные комбинации. Походя, намёком, была опорочена кухарка, — Варвара, проявив свою обычную брезгливость, уволила ее без подробных выяснений. Деньги, по разумению девушки, давались хозяйке слишком легко: сотня долларов за одно занятие, в неделю она проводила десять и больше занятий, это не считая заплаты преподавателя в двух институтах.

Ядранка купила дорогое бельё и чулки с ажурными резинками, послать такие деньги в Белград она бы не решилась. На всякий случай отнесла пятьсот рублей в церковь.

О своем конфликте с заповедью «не укради» Ядранка размышляла недолго. Она считала, что поскольку деньги выпали большинству «новых русских» в результате смуты последних двадцати лет, то они (деньги) пока не могут считаться законно прикрепленными к конкретному человеку.