Москва–Таллинн. Беспошлинно

Экскурсию Лариса провела весело. Освободившись устроилась в кафе, поджидая Витала. Она достала блокнот, чтобы поработать — и задумалась, глядя на толпу туристов на Ратушной площади. Таллинном в разные времена владели то датчане, то шведы, то русские, в наши дни он беспрепятственно захвачен туристами — или теми силами, которые управляют этими туристами. Лариса разглядывала людей, которые были построены в плотные разномастные отряды, послушно шагающие туда, куда им скажут. Среди толпы увидела влюбленных: двое, на вид старше восьмидесяти, шли держась за руки и смотрели вокруг с безмятежным любопытством. Нежная связь между ними была заметна не менее явно, чем их возраст. Лариса подумала: мы все должны быть благодарны им за талантливую старость, даже если они счастливы всего один день и больше не будут никогда. На старушке была шелковая ярко-зеленая майка с лямками, кокетливо скрещенными на загорелой спине. Лариса попыталась представить как она сама покупает эту майку, сшитую для девушки лет двадцати, — и не смогла. Прикинула, из какой страны могли приехать влюбленные; пожалуй, больше похожи на англичан или французов. Или испанцы? Эстонцы вряд ли станут безмятежно держаться за руки, не умеют с доверчивым любопытством крутить головами. Пара явно не была русской, не бывает таких русских пожилых дам и, что еще более верно, галантных пожилых мужчин без пивного живота. В России — старцы, старики и пенсионеры. А также старушки («божьи одуванчики»), пенсионерки и старые грымзы, как мать Стаса. Интересно, здравствует ли Варвара? Лариса мысленно пожелала Варваре, если она жива, лет через десять встретить любовь… Двое, бредущие по древним таллиннским камням, научились главному — радоваться мгновению. Лишь бы ты был счастлив. Лишь бы ты была счастлива. Все просто. Белое население Европы очень стареет. Может, оно так давно этим занимается, что научилось стареть гармонично? Боже, храни людей, которые идут по жизни таким путем, что способны в конце трепетно держать теплую и хрупкую ладонь другого, такого же старого. Ветераны любви важны для нас, потому что мы боимся нерадостной старости, а они дают надежду, что будущее есть всегда, до последнего дня.

Когда подошел Витал, группа с красивыми стариками все еще бродила по площади.

— Идеальный финал, — согласился он.

— Как ты думаешь, Витал, сможем и мы так?

— Мы с тобой, лет через двадцать пять? Почему нет… если начать тренироваться… поцелуешь меня, по-настоящему? Помнишь как в юности тыкался губами в твой упрямый рот — ты была жестока, Ларис.

— Маньяк, ты провожал нас с вечеринки, мы только в тот вечер познакомились. На прощание спросил: Мартин, можно я поцелую твою жену? И полез, — конечно, я остолбенела.

— Ладно, забудем. Мне вообще нравятся молодые, если заведу любовницу, то тридцатилетнюю по крайней мере.

— Ну и дурак, сдался ты ей.

— С ума сошла?!

— Витал, что ты способен дать девушке? Неземную страсть?

— Хм. Не думаю.

— Деньги?

— Причем тут деньги? Я что уже — черный уродливый карлик?

— Жениться не можешь…

— Почему не могу? Вообще правда, куда я Вальку дену, не на улицу же ее выгнать.

— Остается секс. Два раза в неделю на чужой квартире.

— Чем плохо, Ларис? У девушек с этим проблемы, я вон худею, скоро буду влезать во все джинсы.

В спортивном магазине Лариса купила юбку для тенниса, две кофты и куртку, все белое. Пока она выбирала одежду, Витал смешил чопорных продавщиц.

На корте она становилась на подачу — и думала о своей книге. Била по мячу — и представляла новые статьи в московских журналах, как ее книга продается на книжной ярмарке.

Виталу статья про лошадей в первом варианте не понравилась — «перегружено информацией и эмоциями», сказал он, и предложил текст переписать. Статью не одобрил и главный редактор, сказал, что идея хорошая, но подать ее надо иначе.

— Ее легко можно довести до ума, — убеждал Витал. — Ты впихнула в нее фактаж, из которого можно сделать пять больших текстов. Где форма, Ларис? Давишь лавиной фактов.

— Хотите, чтобы все писали одинаково. Индивидуальность имеет право на существование — или уже нет?

— Я бы… на твоем месте, сформулировал так: «наши дети не будут знать, что это такое… когда копыта цокают по мостовой Таллинна… мы теряем… утеряли чувство единения с ней». Надо картинку сделать поярче, просто рассказывай читателю историю… ничего более. Не занудствуй, не для энциклопедии пишешь.

— Идея так нравится, что сам хочешь написать? Бери! Дарю!

— Я что, по-твоему способен ее своровать? — Витал тоже начал злиться.

— Ты и твой главный, — оба считаете, что женщина по определению не способна написать ничего стоящего. Дело в этом, я поняла.

— Да я вообще не про то, что ты женщина, это твой текст пока меня не впечатляет. А ты — всегда.

— Короче, переписывать даже не собираюсь…

— Завелась… тебе теперь нельзя ничего сказать!?

Витал и Лариса разругались.