Москва, Токио, Лондон - Двадцать лет германской внешней политики

18 июля лорд Галифакс принял Видеманна для обстоятельной беседы в своем частном доме в присутствии непременного заместителя министра иностранных дел Ка-догана. Видеманн честно посвятил своих британских собеседников в интриги, плетущиеся в партийной иерархии. Гитлер, сказал он, согласен на поездку в Лондон; Геринг с энтузиазмом поощряет его; Риббентроп, чьи позиции оказались ослаблены, ничего не знает, и ему сообщат об этом только в том случае, если визит станет неизбежным. Гитлер, продолжал Видеманн, испытывает к Англии чувства дружбы и восхищения, но считает себя отвергнутым и неправильно понятым, он разочарован тем, что Галифакс в ходе своего берлинского визита не представил ему каких-либо ясных и четких предложений. Он, Гитлер, принес-де огромную жертву, подписав договор по ВМФ, но не получил взамен ничего. И наконец, он был рассержен и раздражен тем, что Англия поверила слухам о якобы имевших место передвижениях германских войск к границам Чехословакии. В качестве наилучшего средства содействовать установлению более дружественных отношений между Великобританией и Германией был предложен визит влиятельного германского лица, то есть Геринга, в Лондон. Галифакс приветствовал этот план, но с условием, что для такого визита следует выбрать благоприятный момент. Поскольку напряжение, возникшее из-за ситуации в Чехословакии, подействовало на мир угнетающе, визит был бы несвоевременным.

Капитан Видеманн энергично опроверг слухи о том, что некие поджигатели войны в Германии хотели разрешить чехословацкий конфликт жесткими средствами, что может служить лишним доказательством того, в какой глубокой тайне держал Гитлер свои ближайшие планы и намерения. Учитывая характер Видеманна, можно предположить, что он был искренен, давая подобные заверения. Беседа закончилась обсуждением возможности решения вопроса о судетских немцах и соглашением, что британские участники беседы будут проинформированы о дальнейших германских планах или через меня, или через Гендерсона, или через самого Видеманна. До более точной формулировки вопроса, который следовало бы включить в программу, дело не дошло.

Уезжая, Видеманн попросил меня не упоминать в своих отчетах о его визите к английскому министру иностранных дел. На мое возражение, что я не могу утаить столь важного события от своего начальства в министерстве, он выразил готовность самому проинформировать Риббентропа.

Видеманн сдержал слово, и результат оказался таким, какого и следовало ожидать. Недоверчивый Риббентроп, беспокоясь о сохранении своего положения, так никогда и не забыл, что его обошли, уволив при случае одного из членов своей специальной миссии, до которого он смог добраться, а именно Видеманна.

Спустя несколько месяцев Видеманн поступил на внешнеполитическую службу и отправился консулом в Сан-Франциско. Когда Америка вступила в войну, Видеманн отправился в Тяньцзинь. Пока он был в Европе, я поддерживал с ним связь. Беседуя с ним, я нашел его очень удрученным и подавленным растущей угрозой войны и ее возможными последствиями. Кроме того, что он искренне и честно желал мира, он также считал агрессивную войну со стороны Германии преступлением из-за неподготовленности страны к ней. Он полагал, что имеющееся в наличии количество пригодных к войне самолетов и орудий, не говоря уже о запасах обмундирования, было столь невероятно малым, что у Германии не было бы ни малейшего шанса победить. Его высказывания усиливали мои надежды, что Гитлер все-таки не намерен вести войну против всего мира, и с учетом грядущего развития событий я нашел утешение в пословице: "Время выиграл - все выиграл". Самое главное, я убедился, что перевооружение Англии будет завершено, и что эта готовность удержит Гитлера от любых агрессивных планов.

Вскоре после визита Видеманна меня навестил Форстер, Gauleiter (гауляйтер. - Прим. перев.) Данцига, известный как человек, пользовавшийся безграничным доверием Гитлера. В качестве переводчика и компаньона его сопровождал генеральный директор Данцигского порта, умный и талантливый профессор Ное, которого я хорошо знал со времен своей работы в Данциге.

Форстер и его жена показались мне людьми более доступными и менее напыщенными, чем те партийные бонзы, с которыми я до сих пор встречался. Однако в самом Данциге из-за самовосхваления и диктаторских замашек Форстер не только вызвал неприязнь населения, но также навлек на себя гнев значительной части членов партии. Он делал вид, что поездка в Лондон - не более чем воскресное развлекательное путешествие, ни словом не намекнув мне о миссии, которую Гитлер, без сомнения, возложил на него.