Москва, Токио, Лондон - Двадцать лет германской внешней политики

Несмотря на "дух Рапалло" и тому подобные клише, графу Ранцау приходилось вести тяжелую борьбу в защиту своей политики. Да я и сам вскоре понял, сколь тонок был в Германии лед, по которому катилась телега русско-германской дружбы, когда искал основу для сотрудничества с Россией. И чем дольше я находился в Берлине, тем сильнее становилось это впечатление.

В основании политики, приведшей к заключению Рапалльского договора, лежали чувства, распространенные как в Германии, так и в России и сводившиеся к тому, что обе страны постигла одна судьба: и та и другая потерпели поражение в войне, и союзные державы обращались с ними, как с отверженными, и обе испытывали чувства обиды и негодования, если не вражды, к своей новой соседке Польше, которую французские политики использовали для того, чтобы держать и Россию, и Германию на коротком поводке. Обе страны были убеждены, что торговля была бы делом взаимовыгодным. Общее настроение среднего немца по отношению к России можно было выразить простой фразой: если бы мы были с Россией добрыми друзьями, то это было бы хорошо для обеих наших стран, поскольку мы вместе страдаем от враждебности остального мира.

В этой фразе - вновь ожившая память и о политике Бисмарка, и о тесных родственных узах, связывавших династии Гогенцоллернов и Романовых. Особо сентиментальные вспоминали несколько апокрифические слова, якобы сказанные императором Вильгельмом I на смертном одре: "Не разрывайте связи с Россией!" Так или иначе, но подобные мысли и чувства и привели к договору Рапалло и его самой важной статье, согласно которой стороны отказывались от выплаты и требований репараций, открывая таким образом путь к свободному, ничем не скованному экономическому сотрудничеству.

Степень сердечности политической дружбы, существующей между двумя народами, всегда будет подвержена изменениям в зависимости от происходящих событий и силы давления извне. Новорожденная русско-германская дружба была тем более чувствительна к подобным колебаниям политического климата, поскольку одним из партнеров было совершенно новое и неизвестное революционное государство, а другим - государство с хрупкой и слабой структурой в результате происшедших социальных сдвигов, сокрушительного поражения в конце опустошительной войны и подконтрольного союзным державам положения. Доктрина, согласно которой отношения с Советским Союзом должны строиться строго на двусторонней основе, медленно пробивала себе дорогу: с одной стороны, поощрялись политическая дружба и экономический обмен, а с другой - шла борьба не на жизнь, а на смерть против смуты и беспорядков, направленная на то, чтобы воспрепятствовать экспорту хаоса в Германию, опираясь при этом на конструктивные силы страны, выступающие против разрушительной деятельности Советов со всей силой и энергией.

Разобраться в подобных фактах было делом трудным даже для политически мыслящих немцев и невозможным - для человека с улицы. Поэтому взаимные русско-германские отношения были подвержены резким, крутым переменам: буквально за одну ночь температура этих отношений могла упасть от теплой дружбы до холодного отвращения.

Советский Союз, со своей стороны, досаждал нам своим стойким недоверием. Сознавая центральное положение Германии на Европейском континенте, он зачастую был подвержен страхам, что Германию могли посулами или угрозами перетащить в западный лагерь, после чего она превратится в потенциального врага Советского Союза в будущей агрессивной войне капиталистического Запада против родины мирового пролетариата. Следуя тактике, ставшей с тех пор всемирно известной, эти страхи и озабоченность дополнялись наглой, клеветнической кампанией, развернутой в прессе и на радио. Таким образом, на МИД легла огромная и трудная задача - поддерживать огонь в очаге русско-германской дружбы несмотря на все эти препятствия.

Существовало сравнительно немного опор, на которых можно было возвести здание стабильных и добрых отношений. "Дух Рапалло" был активом несколько сомнительного свойства, как уже было сказано выше. Военные отношения носили более постоянный характер, поскольку доверие к партнеру здесь демонстрировалось на деликатном поле, где не было реальных опасностей и резких изменений политики. И этот аргумент был и остался одним из самых убедительных. Кроме того, с германской стороны генерал фон Сект в частности и Reichswehr вообще были самыми стойкими и надежными приверженцами дружбы с Россией.

Экономические отношения никогда не достигали такого размаха, чтобы считаться надежной опорой, по крайней мере до того, как России были выделены огромные кредиты и бизнес с ней достиг крупных и стабильных размеров. Наша промышленность все еще с трудом оправлялась от послевоенной разрухи, и банки, предпочитавшие привычные игры без риска, холодно относились к России.