Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий

В отличие от Л. В. Черепнина, другие исследователи чаще склонялись к выводу о том, что Дмитров оказался у Юрия Звенигородского после возвращения из Орды [Карамзин 1993: 142; Соловьев 1988: 384; Пресняков 1998: 267; Экземплярский 1889: 155; Назаров 1975: 54]. Архимандрит Леонид (Кавелин), правда, считал, что Юрий Дмитриевич захватил город несколько раньше: «…будучи недоволен тем, что Дмитров, исстари… тянувший к Галичу, по смерти князя Петра не был присоединен к его князь Юрьеву уделу, в 1432 году завладел этим городом, обеспечив свой захват ярлыком Ордынского хана Махмета» [Леонид (Кавелин) 1878б: 21]. Но эта версия кажется менее правдоподобной, так как по летописям не видно, чтобы князь Юрий появлялся в Дмитрове до 1432 г., то есть до того времени, когда он вернулся туда через Звенигород после пребывания в Орде [ПСРЛ, т. XXV: 250]. Присоединение Дмитрова укрепляло позиции Юрия Дмитриевича в московской вотчине. В то же время такое решение хана вполне соответствовало политике Орды, стремящейся к рассредоточению власти над территорией Северо-Восточной Руси.

Я. С. Лурье на основании анализа Медоварцевского летописца XVI в. выдвинул предположение, что ослепление И. Д. Всеволожского произошло сразу по возвращении из Орды и до его перехода к Юрию Дмитриевичу. Оно было связано главным образом с передачей Дмитрова звенигородскому князю «по Иванову слову» [Лурье 1977: 10]. В Ермолинской летописи ослепление Всеволожского относится к 1433 г. – ко времени, последовавшему за победой Юрьевичей на р. Куси над московскими войсками [ПСРЛ, т. XXIII: 158]. Медоварцевский летописец отходит от привычной последовательности событий. Согласно ему, после прихода князей из Орды «поиман бысть болярин великого князя Иван Дмитриевич оклеветан и зрака лишен за то, егда бе с великим князем Василием, в Орде, тогда де с князем Юрьем сватался дчерию своею за его сына, да и Дмитров царь дал князю Юрью по Иванову слову. И не по мнозе Иван Дмитриевич убежал от великого князя Василиа к князю Константину Дмитриевичю на Углечь…» [Медоварцевский летописец: л. 458 об.]. О том, что передача Дмитрова была значительной уступкой звенигородскому князю, доказывают слова самого опального царедворца: «Дмитров изначала великого княжения улус» [Медоварцевский летописец: л. 458]. Таким образом, в Орде в 1432 г. мог быть достигнут такой шаткий политический компромисс, позволивший псковским и новгородским источникам даже выразить сомнение об исходе тяжбы «князей великих» Юрия и Василия («княжения не взят не един», «княжения не взяхоу оба», «без великого княжения») [ПСРЛ, т. V, вып. 1: 39; т. V, вып. 2: 126; т. XVI: стб. 178].

Вероятно, осенью 1432 г. по возвращении из Орды Юрием Дмитриевичем было составлено завещание. Он, распоряжаясь дмитровскими землями, намеревался отдать их в совместное пользование своих наследников: «А чем мя Бог пожаловал и царь, Дмитровом, и с Московскими волостми и с селы… дети мои поделятся ровно» [ДДГ: 74 (№ 29)]. Грамота показала: образование Дмитровской земли, задуманное Дмитрием Донским, было успешно завершено. В. Д. Назаров отмечал, что в завещании бывшие «московские волости» фигурируют уже как «дмитровские». Анализируя перечисленный в грамоте состав дмитровских волостей, исследователь пришел к выводу, что во второй четверти XV в. «Дмитровское княжение по своему составу и внутренней административно-территориальной структуре равнялось уделу князя Петра» [Назаров 1975: 56]. Удачным оказалось и то, что завещание не было реализовано, так как это «способствовало сохранению территориальной целостности Дмитровского удела в XV в.» [Назаров 1975: 56].

Л. В. Черепнин предположил, что в Дмитрове в 1432 г. звенигородский князь «попытался заручиться поддержкой дмитровских горожан» [Черепнин 1966: 113]. Однако этому нельзя найти надежных подтверждений. В любом случае это ему не удалось: «Князь Юрьи бояся великого князя изъ Дмитров идее в Галич, а князь великий взятъ Дмитров за себя» [ПСРЛ, т. XVIII: 172; т. XXV: 250; т. XXVI: 188; т. XXVII: 103]. Возможно, что именно расположение Дмитрова, как и Звенигорода, в случае кризиса межкняжеских отношений делало его слишком уязвимым для пребывания там князя. Так комментировал этот отрывок С. М. Соловьев: «Юрий побоялся жить вблизи от Москвы, в новоприобретенном Дмитрове, и вернулся опять в Галич» [Соловьев 1988: 384].

Эпизод с Дмитровом показывает, что процесс объединения русских земель вокруг Москвы был уже необратим, и решение Орды не могло изменить ситуацию. Ю. В. Селезнев замечал: «Василий II, не посчитавшись с волей Улуг-Мухаммеда, занял Дмитров, на который хан выдал свой ярлык. Причем никаких карательных мероприятий со стороны Орды не последовало…» [Селезнев 2006: 88].