Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий

Митрофану, как и его предшественнику на кафедре, придется достаточно активно участвовать в политической жизни. В 1229 г. на Руси чуть было не разгорелась новая усобица, которая могла стать еще более жестокой, чем предыдущее противостояние Всеволодовичей. До Ярослава Всеволодовича Переяславского вдруг дошла весть о том, что его старший брат и великий князь Юрий замышляет в отношении него нечто недоброе. Те же опасения разделяли и княжившие в Ростовской земле три их племянника – сыновья старшего сына Всеволода Большое Гнездо Константина: «Того же лета Ярославъ оусумнеся брата своего Юргя, слушая некыихъ льсти. И отлучи от Юргя Костянтиновичи 3 (троих. – Р. С.): Василька, Всеволода, Володимера, и мысляшеть противися Юргю, брату своему» [ПСРЛ, т. I: стб. 452]. Над Северо-Восточной Русью нависла угроза масштабной войны. Однако на этот раз все обошлось: 7 сентября 1229 г. князья собрались на съезд в Суздале и смогли разрешить все спорные вопросы полюбовно («Но Богъ не попусти лиху быти. Благоразумныи князь Юрги призва ихъ на снем в Суждаль, и исправивше все нелюбье межю собою») [ПСРЛ, т. I: стб. 452]. Это был канун Рождества Пресвятой Богородицы, а на следующий день князья встретили праздник у епископа Митрофана («праздьновавше Рождество Святыя Богородица оу священаго епископа Митрофана, бывше весели и одарены с мужи своими и розъехашася» [ПСРЛ, т. I: стб. 452]), и вряд ли мы ошибемся, полагая, что торжества проходили в Рождественском монастыре. Есть все основания утверждать, что Владимирский архиерей выступил посредником на этих переговорах, в ходе которых, вероятно, выяснилось, кто именно сеял вражду между князьями.

В тот же день, когда проходил «снем», то есть 7 сентября 1229 г., состоялся и суд над бывшим епископом Ростовским Кириллом, незадолго до того удалившимся по болезни в один из монастырей Суздаля. Роль третейского судьи была поручена Ярославу. Что ставилось в вину ушедшему на покой архиерею, нам неизвестно. Летопись сообщает лишь то, что он был обвинен «некакою тяжею», и о конкретном значении этой туманной формулировки остается только гадать. Впрочем, вполне логично сделать вывод, что именно от Кирилла исходили слухи о кознях великого князя Юрия, направленных против своей «братии», и что за распространение необоснованных предположений архиерей и поплатился. В пользу такой версии свидетельствует и то, что Ростовские князья были как раз среди тех, кто опасался измены от великого князя. После этого они, разумеется, не могли выступать в роли объективных судей, не мог этого сделать и Юрий, так как именно против него в первую очередь была направлена «лесть». Оставался Ярослав. Ему-то и был поручен «арбитраж».

Приговор Ярослава был суровым. Кирилл, считавшийся одним из самых богатых архиереев, полностью лишился своего имущества. Однако принял он это наказание со смирением Иова и решил постричься в схиму [ПСРЛ, т. I: стб. 452].

В следующем году по просьбе Константиновичей Митрофан отпустит на Ростовскую кафедру архимандрита Владимирского Рождественского монастыря, также носившего имя Кирилл [ПСРЛ, т. I: стб. 453]. Обратим внимание, что новый архиерей Ростова был выходцем из той же обители, в которой подвизались Симон и Митрофан Владимирские.

Не забывал Митрофан и о собственно внутрицерковных делах. В 1230 г. он в торжественной обстановке встречал тело убитого за год до этого в Волжской Булгарии за исповедание христианства «новаго мученика Христова» Авраамия. Святого предали земле в Княгинином монастыре Владимира [ПСРЛ, т. I: стб. 452–453]. В том же году «потщаныем священного епископа Митрофана» начата была роспись церковь Богородицы в Суздале [ПСРЛ, т. I: стб. 455].