Москва в очерках 40-х годов XIX века

«Зима. Наступление. Обозы на колесах. Гололедица. 2 перемены в день. Снег – солнце нашей природы. Игра в снежки. Помещики. Фонари. Съезды. Сезон. – Пошли морозы. Ваньки исправляются (прежнее бедственное положение); похлопывают рукавицами. Пошли обозы. Заковываются льды. Коньки на Чистых прудах. Горы (montagnes а la russe). Жаровни перед лавками. Игра в коровки. Сбитень. Обледенелая борода. Снежные очки. Улицы топить (т.е. раскладывать костры)… Звездное небо, снег хрустит, мелькают огни в далекой синеве, песня извозчика… – Поденщики. Кулачные бои. Святочные вопросы, как зовут, гаданье, ряженые. Елка в Охотном ряду: «У нас даром некуда девать, а господа деньги дают…»

«Святая. Звон. Яйца. Пасхи. Куличи. Телята. Гулянья. Христосование богача с нищим. Качели в предместьях. Бульвары сухи. Прогулка. Красная горка. Песни невест. 1 мая. Богомолки. Пололки. Барки. Купанье на Москве-реке… Выезд из Москвы. Переделки домов. Плотники, каменщики, мостовщики. Окна замазаны (мелом), затворены ворота…»

«Хороводы по домам, шарманка, волынка. Обезьяны… У господских ворот лакеи с балалайкою, гармонею…» [14]

Эти беглые и схематические наброски должны были развернуться в ряд красочных картин, зазвучать живой речью и составить целостную книгу о Москве. В бумагах Кокорева был найден перечень очерков и повестей, которые, вероятно, и должны были составить задуманную им книгу. Перечень этот следует привести полностью:

«Свадьба в Москве. Путешествие по трактирам. Слово и дело. Московские улицы зимою, весною, летом и осенью. Петушиный бой. – Трутень и талан. – Марьина роща (повесть). – Барышня. – Магазин, лавка и шкаф. – Прощеный день, птичка. – Очерки Замоскворечья. – Наборщик. – Светлые дни в Москве. Вербная суббота.- Ночь в Кремле. – Казовая промышленность. – Победная голова. – Буцочник. – Сиротинка. – Слуга всем.- Разносчик. – Аннушка. – Егорушка. – Наташа (рассказ). – Маленький человек. – Загородные гулянья (окрестности Москвы: Петровский парк, Архангельское. – Радуница, 1 мая, Троицын день, Кунцево, Кузьминки, Бутырки).- Травля и бои. – Монастыри (во время крестных ходов). – Гостиный двор. – Гостиницы и подворья. – Кладбища».

По одному перечню этих заглавии можно судить о том широком замысле, который Кокорев намеревался осуществить: в ряде очерков, рассказов и повестей представить все многообразие московской жизни. В одном из набросков он записал: «Город – книга: в ней можно добавлять страницы, но нельзя ни одной вырвать. Почтение к старине».

Кокорев умер, не успев осуществить свой замысел. Его очерки и рассказы – разрозненные страницы задуманной им книги о Москве. И если нет в них исчерпывающей широкой картины всего круговорота московской жизни, какую он хотел представить, то в целом ряде отдельных реалистических картин, жанровых сцен, типичных портретов, этнографически точно и вместе с тем художественно изображены люди и быт тех социальных пластов, с которыми он, бедняк-разночинец, был связан крепкими нитями. «Его рассказы и очерки, – как писал о нем Добролюбов, – выливались из души лирическим потоком… О каждом бедном ваньке, о кулаке, мастеровом он рассказывал с таким кротким и теплым чувством, как будто говорил о своем родном брате». Эта теплота чувства и робкая всепрощающая улыбка, с которой Кокорев рассказывал о трудовой жизни бедняков, ни разу не прорвались в нем законным чувством гневного протеста против их горькой участи. «Ни отчаянного стона, ни могучего проклятия, ли желчной, кроваво-оскорбляющей иронии – ни разу не вылетело из этого нежного, терпеливого сердца… Покорно склонился он перед своей судьбой и искание лучшего только и выразилось у него в этой скорбной – иногда и фальшивой, но всегда берущей за сердце – песне о жалкой бедности». То почтение к старине, о котором Кокорев упоминает в одном из своих набросков, заставляло его покорно склоняться не только перед стариной Москвы с ее легендами, преданиями и песнями, но и перед патриархальностью косного быта, учившего покорности судьбе: ты маленький человек – будь доволен малым.

Лучшим и наиболее зрелым из того, что написано Кокоревым, является его повесть «Саввушка». Он сам называл ее «задушевным своим произведением».