Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь

Бабий хохот. Он голый. Расцарапанный и ошеломленный. Валентина любила такие финалы, и он любил ее. И за это тоже. В этот момент он видел себя и ее как будто на боксерском ринге, где меряются силами — кто кого, чтоб потом слиться в душевном и физическом экстазе. Зачем? Не хватало острых ощущений? Как понять мир этих двоих и уж тем более — как его объяснить?

Вообще-то он странный, этот уже немолодой человек с солидным именем в европейском кинематографе. Мог бы соврать, чтобы не подпортить историю и не запятнать любовь, о которой все знали, что это именно любовь. Но не врать себе позволяют только очень свободные люди. Именно свобода при здравом рассудке дает невероятную свободу творчества.

VI

Достаточно посмотреть кино Ежи Хоффмана, чтобы понять, с кем имеешь дело. «Пан Володыевский», «Потоп» — огромные исторические полотна, за которые слабак ни в жизнь не возьмется, предпочитая ковыряться в собственных рефлексиях на ограниченной территории. Хоффман покоряет огромным масштабом, в котором кипят человеческие страсти, а жизнь предстает такой полнокровной и яркой, что не любить ее невозможно.

Шустрый официант поинтересовался, не желает ли пан еще чего.

— Пива. «Окочим», — попросил Ежи Хоффман. — Попробуй, это очень хорошее пиво.

А официант очень попросил автограф у пана режиссера. Кто-то из посетителей пожелал с Хоффманом запечатлеться на память. Любовь народа к нему пробудил блокбастер «Огнем и мечом».

Статистика картины впечатляет. «Огнем и мечом» — это:

— 118 съемочных дней;

— 130 километров кинопленки;

— 80 объектов;

— 350 актеров;

— 20 тысяч статистов;

— 118 только названных персонажей;

— 250 лошадей (за лошадьми ухаживали более 300 человек. Каждое животное за съемочный день зарабатывало 30 злотых для своего конезавода);

— 200 наездников;

— 6 тысяч предметов реквизита;

— 120 рыцарских доспехов (часть из них — доподлинно историческое, часть заново созданное);

— 1 тысяча специально сшитых костюмов (здесь следует сказать, что некоторые платья главной героини по весу тянули до 40 кг, а по стоимости — до 10 тысяч злотых).

«Огнем и мечом» — производство фильма, его прокат и 4-серийная телеверсия обошлись в 8 миллионов долларов.

«Огнем и мечом» принес Ежи Хоффману счастье и… горе. Он был награжден по-царски и, казалось, потерял все…

— Я одиннадцать лет пробивал «Огнем и мечом», чтобы завершить кинотрилогию, начавшуюся с «Пана Володыевского». Но сначала были проблемы политические — нельзя было говорить всей правды об отношениях Польши и Украины. А когда стало можно, то в Польше на кино не оказалось денег.

Что тут началось! Хоффман с продюсером Ежи Михалюком, с которым к тому времени уже сделал несколько картин, пошли с протянутой рукой по государственным и коммерческим структурам, банкам, частным фирмам. Они живописали достоинства будущей картины и доказывали ее патриотическую направленность. Денег не давал никто. Один банк согласился раскошелиться под залог. И Хоффман заложил квартиру, загородный дом на севере Польши. В ход шло все имущество, и Валентина, не дрогнув, подписывала чеки. К этому времени она серьезно заболела. И жизнь для него пошла по другому счету.

VII

— Сначала ей сделали операцию, но пошли метастазы в позвоночник. Из США известный профессор прислал лекарство, и, не поверишь, через месяц позвоночник очистился. Я к тому времени уже запустился с картиной.

— Простите, но как вы смогли работать, когда самый любимый человек на свете погибал на ваших глазах?

— Никто, ни я, ни Валька, ни наши друзья не верили, что может быть плохо. Через год, когда метастазы сошли, мы поехали отдыхать на Шри-Ланку. Валька выздоравливала. Она была красивой. Такой красивой… И вдруг в один день белки глаз пожелтели, метастазы разрушали печень.

Сколько могла, Валентина оставалась на съемочной площадке. Отлежавшись после очередной химии, она приезжала к Ежи и сидела рядом с ним — всегда с прямой спиной, всегда накрашена и хорошо одета. На минуту Ежи останавливал съемку, подходил к Валентине и клал голову ей на плечо. Так они любили. Без слов.

«Огнем и мечом» жрал деньги, как паровозная топка. Валентина, уже лежа в больнице, снова, не раздумывая, подписывала все чеки и счета под заложенную недвижимость и только говорила: «Снимай». Он снимал, как ошалелый и в размахе работы как будто не ощущал наваливающегося горя. Его он никому не показывал.

Он строил дивизию конников и, как фельдмаршал, запускал ее с правого и левого флангов, заставлял брать приступом стены и топил в «крови» национальной бойни. На историческом фоне он тонко рисовал историю любовного треугольника. Рядом с его режиссерским монитором стояло ведро, быстро наполнявшееся сигаретными бычками. Так много он никогда в жизни не курил. Даже тогда, когда его выпирали из страны.

Он жил с огнем и мечом в сердце. Ему никогда не было так жарко и так больно. Не артистов, а его жгли огнем и кромсали мечом. И он не отбивался. Может, сгореть хотел?