Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь

Хотя, если честно, на сцене и на экране боюсь быть некрасивой. Вот мы репетировали спектакль «Безумная из Шайо», я там была очень страшна и как-то этого не боялась. Но меня в моем театре до такой степени жалели, говорили: «Вера, ну ты не можешь отказаться?», и на меня это, знаете ли, подействовало. В результате под воздействием этого мнения и всеобщей жалости я от роли отказалась. В общем, я не из смельчаков.

— Поэтому вы не водите машину?

— Да, конечно, не вожу.

— А правду в глаза сказать можете?

— А правду могу сказать, но смягченно, не зло. «Я не очень понимаю, почему вы взяли эту роль, понимаю, что очень хотелось, но…»

— А враги у вас есть?

— Наверное, есть. Вот Андрюша Миронов, когда ставил свой последний спектакль «Тени» и дал мне роль, то сказал: «Верочка, у вас такой радужный образ, что в это мало кто верит. Поэтому вы постарайтесь здесь отойти от себя и будьте самоуверенной». Когда я эту роль стала играть и жать, он же сказал: «Да не старайтесь вы. Вы народная артистка, все равно будут слушать. А вы так стараетесь». Но я не могу быть другой.

— Вам не кажется, что из-за ложного страха или нежелания рисковать вы обрекли себя на роль одного амплуа — голубой героини?

— Вообще-то амплуа голубой героини меня не угнетало. «Это единственное, что я умею, — думала я. — Что-то спеть, где-то в кого-то влюбиться, чуть-чуть пострадать».

Но… то ли у меня лицо такое, то ли голос такой, то ли меня все так воспринимали: «Ой, Верочка Васильева! Ой, какая милая!» И вот такой Верочкой Васильевой в лучшем случае я себя считала. Но потом поняла, что на этом как-то застопорилась: с возрастом этих милых девочек не будет, а что же я буду делать? И в этом смысле наш театр плох: более яркие, комедийные девушки находили свое место, а я со своей лирикой и чистым голосочком оставалась в своей нише. Мне повезло, что Георгий Павлович Менглет поставил «Ложь для узкого круга» и дал мне роль отвратительной женщины. Я благодаря его помощи сыграла хорошо. И поверила немножко, что я не просто голубая девушка, а что-то могу еще.

— Вот ведь парадокс: вы в жизни всегда улыбаетесь, а говорят, на сцене чрезвычайно строги.

— На сцене я очень строгая. Расколы, приколы — меня это очень выбивает. Не понимаю, когда перед выходом рассказывают анекдоты. У меня к сцене, знаете, отношение такое старомодное, как в девятнадцатом веке.

— А у вас есть театральное прозвище? Наверное, нет, если вы не признаете шуток.

— Признаю, но только в жизни. А что до прозвища — вот Олечка Аросева зовет меня Кузьмой. Так и говорит: «Ну, Кузьма, ты давай чего-нибудь подбавь жизненного, а то так нельзя». Иногда Кузечкой меня зовут. Муж, например. А я его Ушком зову (фамилия супруга Ушаков. — М.Р.). Но младшее поколение в театре — Верой Кузьминичной называют.

— Ну что, подбавим жизненного? То есть свадьбы. Я имею в виду ваш эпохальный спектакль, «Свадьба с приданым», который впоследствии стал фильмом.

— Успех у «Свадьбы с приданым» был огромный. Спектакль прошел девятьсот раз. И когда мы пели песни, в зрительном зале подпевали. «На крылечке твоем…» Абсолютное счастье.

— Но в отличие от сцены, где любовь двоих закаляется в битве за урожай, в жизни был любовный треугольник: актриса Васильева — режиссер Борис Равенских актер Владимир Ушаков.

— Во время репетиций, я помню, Борис Иванович кричал на меня: «Вера! Ну нельзя же быть такой во всем амебой. Она добивается. Она злится». Он нервничал, что у меня не выходит. А Владимир Петрович Ушаков, игравший Максима, вошел уже в почти готовый спектакль. Он был женат, потом они разошлись, но не я была причиной развода. И еще будучи женатым, как он потом рассказывал, он в меня влюбился. Когда его ввели в спектакль вместо другого артиста, Леши Егорова (прекрасный, но очень пил), то всю свою влюбленность он в роль вложил. А я в это время, как вы знаете, была влюблена в другого.

— Но если режиссер влюблен в актрису, все знают — он сделает ей классную роль. Как повлияли ваши взаимоотношения с режиссером Равенских на ваш успех?

— И он был влюблен, и я. Так что все рождалось очень взаимно, в страстном желании сделать прекрасное. Конечно, от режиссера все зависит. Как подать актрису — важно с первой же секунды. Вот как он мечтал, чтобы я вошла на сцену: белый полушубочек, беленькие валенки, кремовый платочек, подошла к печке! Или — вышла в розовом платье, скромная, с платочком. И мать спрашивает: «Согласна ли ты, Ольга?», и она говорит: «Я согласна». Сама скромность. А там, где я борюсь за урожай, — сапоги, кожаная куртка, красная кофточка. Так что он даже зрительный образ до деталей продумывал и много рассказывал, показывал. Абсолютное счастье.

— Скажите правду — зачем вы от такого счастья ушли?

— А он был женат. Вы знаете, мне очень нравилась его жена — знаменитая актриса Лилия Гриценко, которая потом так трагично в одиночестве умерла. Мы не были знакомы близко, но я понимала ее значение.