ЭНЕРГИЯ ЗАБЛУЖДЕНИЯ БРАКУ НЕ ПОМЕХА
Итак, в «Ленкоме» женились Джигарханян с Чуриковой. Он миллионер, она бывшая проститутка, с которой его связывают тридцать лет и общие дети. Все это происходит в пьесе итальянского классика Эдуардо де Филиппо «Неаполь — город миллионеров», которую репетировали Марк Захаров и его ученик Роман Самгин.
— Мы встанем на колени. Мы станем мужем и женой. Мне под шестьдесят. Тебе… Ну хорошо, пусть это будет тайной, — басит Армен Борисович.
Судя по вялости диалогов, это никакой не итальянский, а брак средней полосы. Даже если учесть, что в этот день артисты впервые проходили текст второго акта, его начало смотрелось скучно. Должно быть, это утомило не только меня.
И тогда резко встает Марк Захаров, до этого флегматично наблюдавший итальянскую историю, и требует, чтобы режиссер Самгин подбросил артистам горючего. И тут же сам отгружает это «горючее» по полной программе. Горюче-смазочными материалами служат воспоминания Марка Анатольевича о его поездке в Париж, где он встречался с белоэмигрантами. И особенно интересное о Театре Сатиры:
— В шестьдесят восьмом году тогдашний директор Левинский собрал коллектив и сказал: «Кто за то, чтобы ввести танки в Чехословакию?» Пока поднимались руки, я на полусогнутых ногах (показывает, как крался к двери. — М.Р.) вышел. И шел по улице с ощущением гражданского подвига. Это я к тому, что Альфред должен попробовать поменять здесь свой стиль поведения. Во втором акте он теряет старое, но обретает новое.
И дальше Захаров буквально обстреливает артистов предложениями: обрести другую пластику, поиграть с зеркалом, произнести многословную фразу без знаков препинания и пауз. И все для того, чтобы в маленьком ленкомовском зале, где свалены в кучу беседка из «Чайки» и двери из «Фигаро», герой Джигарханяна глубоко прочувствовал подвиг, на который идет, бракосочетаясь с «ночной бабочкой».
— Слушай, это будет пошло, если ты в антракте усы покрасишь в зеленый цвет? — спрашивает Захаров.
Общее оживление в зале в предчувствии легкомысленных зеленых усов к седине Джигарханяна. Оживление переходит в дикий хохот при виде, как тот добавляет что-то гомосексуальное в пластику. Правда, «голубизна» в сочетании с мужественностью большого артиста под непрекращающийся хохот бракуется. Наконец-то читка второго акта явно приобретает динамику.
— Моего Алика вы, значит, забраковали. А Филя (от Филумены. — М.Р.) — это вам нравится? — ехидно спрашивает режиссера Самгина Армен Джигарханян. Поскольку режиссер Самгин имеет 29 лет от роду, то он тушуется и не находит, что ответить на пассаж известного артиста. Он отчего-то виновато ерзает на стуле и как может сопротивляется тому, чтобы героя Джигарханяна — миллионера Альфреда — артист называл Аликом. Но Алик — это еще мелочи по сравнению с тем, что ждет режиссера дальше.
Филумена — Инна Чурикова — на репетиции, как в детективе Хмелевской — вся в красном: плотно облегающее платье, босоножки и даже шляпка, связанная крючком в сетку.
Джигарханян: Я должен знать, кто из них мой сын.
Чурикова: Если я скажу тебе: «Вот твой сын», — что ты станешь делать?
Самое интересное, что если не знать, кто есть кто в зале, то можно решить, что вон тот длинный, носатый седой человек и есть режиссер-постановщик Самгин. Потому что он скачет вокруг артистов, заводит их, мучит своими ассоциациями и опытом. А тот, кто неподвижно сидит на стуле, менторски скрестив руки на животе, и есть великий и ужасный хозяин «Ленкома» Захаров. Хотя, как вы догадываетесь, все наоборот.