Москвест

Чохов молча достал кошелек и отсчитал Мишке денег.

— Задаток, — сказал он и тут же быстро добавил: — Будет звон по округе — еще получите…

Чохов замялся на секунду, но пересилил себя и добавил:

— Ты… это… Если переманивать будут, сначала мне скажи.

Мишка гордо кивнул.

— А вообще надолго к нам? — в голосе мастера звучало почти заискивание.

— Не знаю, — небрежно пожал плечами Миша. — Но не волнуйтесь! Будем уходить — на прощанье такой розыгрыш устроим, что колокол, который вы отольете, будет жить вечно!

Вторая неделя, проведенная в пушечной мастерской, была для Мишки сплошным удовольствием. Лежал он, правда, не на диване, а на тюке с соломой, и непрерывно излагал гениальные идеи.

Он придумывал или вспоминал десятки розыгрышей и страшных историй. На одном только Гоголе — спасибо русице! — сюжетов десять родил: про черта, ворующего луну; про мужика, что ел без помощи рук; про страшного Вия, которому веки надо было поднимать… А уж сколько идей подкинул Голливуд!

Маша, когда у нее от математики сворачивались мозги, присоединялась к творческому процессу.

— Хватит про ужасы, давай про любовь сочинять, — потребовала она. — Про любовь людям больше всего нравится.

Мишка скривился, его фантазия требовала сражений, фантастических чудовищ и небывалых чудес.

— Про любовь… — сказал Мишка, глядя на прилетевшую к окну белую голубку.

— Да! — Маша решила проявить твердость. — Твоя прощальная байка должна быть про любовь!

— Почему прощальная? — нахмурился Мишка. — Мы ж только начали!

Ему нравилась такая работа. Лежишь, пургу несешь, а тебе за это еще и платят.

— Ты какой-нибудь секрет в колокольном литье нашел? Магию?

Мишка непроизвольно сморщился:

— Да какую магию? Одно горелое сало…

— Вот именно. А у меня от математики уже голова трещит. Так что давай выбираться отсюда.

— Давай, — вынужден был согласиться Мишка. — Но прощальная байка будет…

— …про любовь! — отрубила Маша. — И не спорь!

Мишка как раз собирался спорить, но Маша вдруг зажмурилась и шепотом сказала:

— Мишка, я такое придумала!..

* * *

История, придуманная Машей, требовала тщательной проработки и подготовки. Миша вошел в раж и требовал от Маши написанного текста «пьесы» и ежедневных репетиций. С каждым днем отбиваться от него становилось все сложнее.

— Ты забудешь слова! — ворчал он.

— Я буду импровизировать, — отбивалась Маша.

— Вот этого я и боюсь, — огорчился Мишка.

Отдельная проблема, которая очень тревожила Машу, заключалась в месте реализации идеи. Почему-то ей очень хотелось найти ту церквушку, возле которой сгорбленная слепая старушка так точно предсказала ее судьбу. И вообще, наследницы Прасковьи каждый раз привечали путешественников во времени, помогали, как могли. Но аккуратненькую «церкву» обнаружить так и не удалось. Похоже, она не пережила многочисленных московских пожаров.

Зато возле другой церкви — каменной, с золоченными куполами — состоялась встреча, которая помогла определиться с местом «премьеры». Маша просто шла мимо, когда одна из нищенок, что толпились на паперти, вдруг схватила ее за руку:

— Маша-Маша-Машенька! — забормотала она на одной ноте. — А где ж братец твой? Где твой суженый-нареченый? Ступать тебе с ним под венец, да попасть на погост… Смертушка тебя возьмет, да не удержит…

Нищенка говорила все тише, и Маше пришлось напрягаться, чтобы рассышать хотя бы отдельные слова: «Братец… дальше идти… давно ждала…». Зато голоса за спиной слышала отчетливо:

— Фрося-юродивая грядущее речет!

— И что сказала?

— Помрет, говорит, девка скоро…

— Типун тебе на язык, два под язык! Не удержит смерть…

— Да замуж она пойдет! За брата!

А юродивая вдруг наклонилась к самому уху Маши и внятно произнесла:

— Тут-тут-тут! Самое место тут!

Отстранилась и подмигнула — и выглядела при этом совсем не сумасшедшей, а просто лукавой и веселой.

Так выбрали место церемонии…

Тем временем Чохов объявил о приближающейся свадьбе. Не своей — он заботился об «имидже» и даже выучил это слово. Свадьба была назначена у одного из мастеров завода.

Мужчина богатый, надежный, жених очень даже завидный, и свадьба обещала быть красивее некуда. Ходили слухи, что невесту он себе берет из деревни, но красотку неземную.

Вокруг церкви, где собирались венчаться молодые, уже через два дня подготовки начал клубиться базарный народ. Говорили, что праздничный стол будет, как у боярина, не меньше, а платье у невесты, как «у королевы, прости господи». К дому жениха постоянно подъезжали подводы, в которых что-то звякало, булькало или благоухало.

Да еще Фрося-юродивая, которая зря не болтала, и к смутным предсказаниям которой всегда прислушивались, подливала масла в огонь, время от времени вскакивая и заявляя: «Молод-молод-молодец, ведет девку под венец! А тут старый хрыч — иди и не хнычь!» или: «Ой не жити им, детей не крестити, а голубами шизыма полетити…».