Москвест

— Я ж говорю — везет тебе. Тут на площади есть женщина, она ждет ребенка. И вот этого ребенка мне нужно сохранить во что бы то ни стало…

КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Мы сами не знаем, что это за загадочный ребенок, которого так охраняет Городовой. Но покопавшись в архивах, можем предположить, что это Александр Мень, родившийся в Москве 22 января 1935 года. Священник, теолог. Написал шесть томов, посвященных религиозным поискам дохристианского человечества.

А может быть, и не он…

А Сухарева башня, располагавшаяся в Москве на пересечении Садового кольца, Сретенки и 1-й Мещанской улицы, выдающийся памятник русской гражданской архитектуры, снесена 25 октября 1934 года. И, по предложению Л. М. Кагановича, Сухаревская площадь переименована в Колхозную.

Городовой вздохнул.

— Почти восемьдесят лет прошло, это очень далеко, если я тебя туда перекину, то потрачу слишком много сил.

— И что? — осторожно спросил Мишка.

— А то. Я потеряю связь с тобой. Если что случится, то не смогу помочь. Ничем.

Мишка чуть не запрыгал от счастья.

— Перекинь, Городовой, миленький, мы дальше сами справимся, мы уже умеем.

Городовой подумал еще и махнул рукой.

— Ладно, валяй. Если что… Если больше не увидимся… Короче… Я в вас сильно сомневался.

— А теперь? — спросил Мишка.

— Теперь… не знаю. Но… удачи тебе!

У Мишки закружилась голова, и, чтобы не упасть, он схватился за стенку башни.

Мишка стоял с закрытыми глазами и слушал, как бьют колокола. Красиво, переливчато, с множественным перезвоном… «Бом!» — бумкал большой колокол, «бом-тили-бом» — вторил колокол поменьше, «Били-били-бом» — били совсем маленькие колокольчики.

Мишка стоял, слушал и улыбался.

Глава 11. Домой!

В дом Астахова Мишка смог войти, только когда совсем стемнело. Ходил, как дурак, вокруг, трясся. Один раз мельком увидел Машу, которая проскочила по двору. Сердце зашлось так, что минут десять пришлось отсиживаться за порогом. Наконец замерз, проголодался до полного отупения и пошел.

Очень некстати наткнулся на Катерину.

— Ой, — всплеснула руками она, — что это на тебе? Что так извозился? Пойдем, умыться помогу!

Мишка малодушно согласился, в очередной раз оттягивая момент объяснения с Машей.

— Да что ж ты, железный, что ли! — этот крик вывел его из полного оцепенения.

Миша осторожно снял девушку с колен (интересно, давно она туда уселась?) и вышел из кухни. Дальше тянуть было нельзя. Маша сидела у себя в комнатке и ждала очередного сеанса рисования. Она была красива и спокойна. Когда Мишка появился на пороге, она просто широко распахнула глаза.

И Мишке показалось, что она уже все поняла.

— Ты не перенесся?

— Я вернулся.

Маша встала, походила по комнате, снова присела на кровать.

— Как?

— Я тебе потом расскажу, это долгая история.

Маша обхватила себя руками.

— А зачем ты вернулся?

— Маш, мне очень тяжело это тебе говорить…

— Так не говори! — воскликнула Маша. — Я не хочу знать, что там впереди, я счастлива сейчас, и не надо мне другого!

— Маш, он обманывает тебя!

— Кто?

— Твой Астахов.

— Да нет же! — Маша рассмеялась. — Господи, я думала, ты мне расскажешь, что мы скоро умрем, а тут такие глупости.

Маша расслабилась и облегченно вздохнула.

— Миш, он прекрасный человек, он замечательный! Он столько всего знает! И он женится на мне! Уже все об этом говорят. Свадьба вовсю готовится. Он не может меня обмануть!

Миша смотрел в Машины ясные глаза и не знал, сможет ли сказать всю правду. Малодушно начал сначала. Рассказал про 1934 год, про беспризорников, про то, как выжил благодаря тому, что умел трепать языком.

— Да ты все время за счет этого выживал, — фыркнула Маша.

Рассказал про встречу с Профессором, про то, как тот облизывался на его сапоги и как он достал ему документы из архива.

— Маш, я знаю, ты сильная, ты… Ты только не плачь, ладно? Вот тебе страница из церковной книги, он мне ее вырвал.

Маша взяла в руки листик.

— Да это просто ошибка! — воскликнула она. — Имя перепутали! Какая Ольга? Я не знаю никакой… Ольга? — Маша побледнела. — Не может быть!

Мишка сидел и чувствовал себя полным идиотом. Он бы с удовольствием свернул шею Астахову, только б не видеть сейчас Машиного лица.

— А я? — спросила Маша.

— А ты… Короче, неизвестно, что с тобой случилось, — выдохнул Мишка.

Правду он сказать не смог.

Маша застыла, как изваяние. Да и температура ее рук была тоже как у памятника. Мишка и рад был бы что-то сказать, но не знал, с какой стороны к ней подступиться.

— Извини, меня ждут, — вдруг сказала Маша и вышла из комнаты.

* * *