Москвест. Роман-сказка

– И я хочу… – пробормотала Маша, по-прежнему глядя в стенку. Потом внезапно повернулась к Мишке и горячо заговорила: – Миша, я только вчера поняла, что я живу и хочу домой. Понимаешь, я всю жизнь искала дом, я мечтала о доме.

– О каком? – насупился Мишка. – О графском?

Маша бросила на Мишку взгляд, полный презрения и жалости высшего существа к низшему, ничего не сказала и в гордом молчании скрылась за кухонной дверью.

– Ну и ладно, – упрямо сказал Мишка, – сам разберусь.

Следующие пару дней Миша гулял по городу, запоминал и записывал. Никогда в жизни он столько не ходил пешком по Москве.

Он бродил по улочкам, заглядывал во дворы, обошел кругом все городские стены. Сначала он шлялся с намерением выведать, что случилось в городе за триста лет, которые они проскочили, но потом втянулся и понял, что эти прогулки доставляют ему огромное удовольствие.

Были части города, которые он помнил по прошлому, части города, которые он помнил по будущему. Что-то нравилось, что-то раздражало, что-то было родным и близким, что-то чужим и непонятным.

Мишка пытался делиться своими открытиями с Машей, но та постоянно была занята, полностью взвалив на себя обязанности экономки, либо сидела с неестественно прямой спиной и смотрела в стенку, улыбаясь своим мыслям.

Кроме того, как только Миша появлялся дома, вокруг него тут же начинала увиваться Катерина. Она вела себя вызывающе, а однажды подарила Мишке здоровенное белое полотенце, на котором красными нитками вышито: «Лицо свое ты умывай и меня ты вспоминай».

– Это я сама вышивала! – проворковала Катя и вдруг прижалась к Мишке всем телом.

Он еле вырвался (сцена произошла в темных сенях), а после стал от воздыхательницы прятаться.

– Вот уж никогда не думал, что буду бегать от девчонки, – решил он пожаловаться Маше, застав ее вечером на кухне.

Маша улыбнулась, и Миша решил, что наконец-то она удостоит его нормальным разговором.

– Помню, в шестом классе мечтал, чтоб за мной девочки бегали.

– Любовь – это прекрасно! – восторженно произнесла Маша.

Слишком восторженно и не очень в тему.

– Маш, – испугался Миша, – ты что?

Слово «влюбилась» он произнести не смог.

Маша улыбалась и пересчитывала ложки, Миша смотрел на нее и боролся с мерзким чувством тошноты. Потом тихонько вышел из кухни. Маша этого даже не заметила.

Во дворе Миша тут же попал в цепкие руки Катерины, но ему было так тоскливо, что он даже вырываться не стал.

– Пойдем со мной, несговорчивый ты мой, – проворковала она ему в ухо.

– Отстань, а? – отмахнулся Мишка.

– У-у-у, какой суровый, – захихикала Катя.

– Слушай, Кать, а это ваше сиятельство… Он женат?

– Пал Иваныч? – удивилась Катя. – Был женат, но жена давно померла.

– А он… А у него… – Миша никак не мог подобрать слов.

– Ты за сестрицу свою беспокоишься? – догадалась Катя. – Не бойся, не обидит. И денег даст, и одежды. Он всем дает.

– Что значит всем? – не понял Мишка.

– Ну, всем своим любимицам. Он многих так скупил.

– А потом?

– Что потом?

– Что с ними потом?

– Да ничего, – пожала плечами Катерина. – Замуж выходят, в деревне живут. У него там, в деревне, детей штук десять. Похожи все, главное…

– А как же Маша? – воскликнул Мишка.

– А что Маша? – пожала плечами Катерина. – Его сиятельство насидятся с ней в библиотеке, о книжках поговорят, с нее картинку нарисуют, потом остынут. Сколько ж можно читать да картинки рисовать?! Жить тоже надо. Пойдем ко мне, а? – почти жалобно произнесла Катя. – Ну что тебе, жалко, что ль? Или я совсем уродина?

– Нет, что ты, – испугался Миша, – ты очень красивая. «И назойливая», – добавил он про себя.

– Красивая? – обрадовалась Катерина. – Тогда пойдем скорее!

К счастью, в отдалении показался Степка.

– У меня дело… срочное! – Мишка принялся махать Степке.

Тот остановился и удивленно уставился на него.

– Мне мальцу помочь надо! – импровизировал Мишка. – В этом… в английском!

Уже в спину Мишке донеслось восхищенное Катино:

– Ты еще и умный…

«Что значит – “еще”? – мысленно возмутился Мишка. – Я вообще умный!» Но возвращаться и уточнять формулировку не решился.

* * *

Маша продолжала жить в состоянии, которое в покетбуках именуется «любовный дурман». Мишка использовал более приземленное определение – «как мешком стукнутая». Вся ее жизнь теперь делилась на две неравномерные части: встречи с Пал Иванычем и все остальное. Встречи, собственно, и были жизнью. В промежутках Маша думала о двух вещах: о предыдущей встрече и о встрече последующей.

Его сиятельство отлично понимал ее состояние и, кажется, наслаждался им. Всякий раз, когда Маша позировала, Пал Иваныч ограничивался несколькими мазками за сеанс, а остальное время посвящал разговорам. Он не торопил события, не спешил хотя бы поцеловать новую «любимицу», ему хватало восторженного блеска Машиных глаз и ярко пылающих щек.

Мишка однажды вечером пытался что-то втолковать ей, рассказывал про каких-то крестьянок, которые были у Пал Иваныча до Маши, – но она пропустила этот рассказ мимо ушей. Мало ли что там было у его сиятельства раньше! Теперь-то есть она, самая-самая! Она уж точно не такая, как остальные…