Москвест

Те, кто пришел из других отрядов, тоже изобразили подобие строя. Только Мишка замешкался, и так получилось, что он оказался возле князя. Честно сказать, рядом с этим человеком было как-то спокойнее, так что новобранец даже обрадовался. Правда, под строгим взглядом Остея пришлось натянуть поводья и чуть подотстать.

Когда дружина подъехала к воротам, боярин с женой уже прошли «стражу», оставив ей, насколько мог заметить Мишка, все ценные вещи. Крестьяне при виде отряда Остея притихли и посдергивали шапки, кидая косые взгляды, полные надежды.

Князь ехал прямо на «стражников»-грабителей, словно не видел их. Они смущенно разошлись — только один остался, здровенный бугай в кольчуге, которая явно была ему мала, и с огромным топором на плече.

— Ты кто? — недружелюбно спросил он, когда морда коня Остея чуть не уперлась в него (ростом бугай был почти с коня).

Мишка на секунду испугался, что князь просто затопчет наглеца, но тот все же остановился и сухо ответил, старательно изгоняя из речи литвинский акцент:

— Князь Александр Дмитриевич, по приказанию великого князя к воеводе Владимиру Андреевичу. А ты кто такой?

Бугай продолжал наглеть. Вопрос он проигнорировал, только хохотнул:

— Так тебе не сюда, воевода твой в Волоколамск ускакал. За ополчением…

Здоровяк сплюнул с таким чувством, что сразу стало понятно, как он относится ко всем воеводам и князьям на свете.

Если Остея и ошарашило сообщение «стражника», то по его спине этого было никак не понять.

— А митрополит? — спросил он так же сурово.

— И митрополит утек, и княгиня великая — все… расползлись.

— Ладно, — сказал Остей после секундной паузы, — сами управимся. Тебя как звать?

— Секира! — с вызовом ответил бугай, и сразу стало ясно, что это имя он получил не при крещении, а на большой дороге.

— Будешь на этих воротах главным!

Секира, который и так чувствовал себя главным, даже закашлялся от такой «княжей милости». Пользуясь этим, Остей продолжил:

— Бояр боле не выпускать! Людишек впускать, но без добра.

Нос, который как-то незаметно оказался рядом с Мишкой, тихонько кашлянул. Остей сердито обернулся, заметил, как его помощник поглаживает меч, и вернулся к Секире:

— Токмо если со зброей… оружием. Тогда пусть берут. И провиант — сколь унесут. Остальное за воротами бросать. Будем оборону ладить. Ясно?

Бугай, кажется, неожиданно для себя кивнул и отодвинулся, давая дорогу князю.

Когда они взъезжали в город, Остей недовольно поморщился на какой-то особенный звук в колокольном трезвоне и кинул Носу:

— Чаго́ яны без толку зво́няць? Хай веча збира́юць…

…По учебнику Мишка помнил слово «вече», но оно у него вызывало ассоциации с заседаниями Государственной Думы — кто-то может и с места выкрикнуть, кто-то и подраться изредка. Но в целом все чинно и благородно. Вече не было похоже на Государственную Думу. И даже на украинскую Верховную Раду… Больше всего вече напоминало толпу фанатов «Спартака» после поражения от «Зенита»: все орут одновременно, грозятся, местами вспыхивают потасовки.

Остей, видимо, тоже впервые оказался один на один с такой толпой. Мишка вдруг понял, что князь не намного старше его. По возрасту — студент, а то и старшеклассник… Он старался сохранять невозмутимость, но Мишка, который стоял рядом, заметил, как испуганно вздрагивал князь на отдельные выкрики:

— …морда литвинская!

— …ворота татарве откроет…

— …дед не смог, думаешь, ты смогешь?!

Ответить не было никакой возможности: стоило Остею открыть рот, как толпа принималась орать с новой силой. Казалось, ничто не может перекрыть этот невообразимый гам.

Но выяснилось, что казалось так напрасно. Нос вдруг вскочил на бочку у стены и, заложив четыре пальца в рот, выдал потрясающий свист. Стоящие рядом зажали уши. Мишка на какое-то время забыл о зудящих мышцах. Остей дернулся и побледнел.

И самое главное — толпа удивленно затихла. Не в один миг, конечно, но Нос продолжал свистеть долго, пока не замолчал последний болтун. Было просто удивительно, как в таком невзрачном человеке может поместиться столько воздуха. Нос замолк, выдернул пальцы и звонко крикнул:

— Ну и дурни! Деда Ольгерда вспомнили! — Кто-то попытался вставить возмущенную реплику, но дружинник не собирался давать такой возможности. — А чего ж его батьку, Дмитрия Ольгердовича, да дядьку, Андрея Ольгердовича, не помянули? А они на Куликовом поле бок о бок с Боброком бились! И Александр Дмитриевич не посрамит чести! Не сбежал ведь мой князь, хаця и литвин, вернулся, так? А вы тут орете…

Только теперь Нос позволил себе передышку. Мишка заметил, что сейчас его речь течет почти чисто по-московски, с легким раскатистым «аканьем». Может, поэтому вся площадь слушала внимательно.

— И вообще, — продолжил Нос, — какая разница: мы литовские, вы московские, а всё одно мы русские! Так что, русский русскому помочь не может?

— Да какой ты русский, — раздался пьяный голос из задних рядов, — литвин поганый!

Пьяного никто не поддержал.

— Поганый?! — Нос даже на цыпочки встал от возмущения. — Да я православный, в Полоцкой Софии крещеный!