Москвест

Были части города, которые он помнил по прошлому, части города, которые он помнил по будущему. Что-то нравилось, что-то раздражало, что-то было родным и близким, что-то чужим и непонятным.

Мишка пытался делиться своими открытиями с Машей, но та постоянно была занята, полностью взвалив на себя обязанности экономки, либо сидела с неестественно прямой спиной и смотрела в стенку, улыбаясь своим мыслям.

Кроме того, как только Миша появлялся дома, вокруг него тут же начинала увиваться Катерина. Она вела себя вызывающе, а однажды подарила Мишке здоровенное белое полотенце, на котором красными нитками вышито: «Лицо свое ты умывай и меня ты вспоминай».

— Это я сама вышивала! — проворковала Катя и вдруг прижалась к Мишке всем телом.

Он еле вырвался (сцена произошла в темных сенях), а после стал от воздыхательницы прятаться.

— Вот уж никогда не думал, что буду бегать от девчонки, — решил он пожаловаться Маше, застав ее вечером на кухне.

Маша улыбнулась, и Миша решил, что наконец-то она удостоит его нормальным разговором.

— Помню, в шестом классе мечтал, чтоб за мной девочки бегали.

— Любовь — это прекрасно! — восторженно произнесла Маша.

Слишком восторженно и не очень в тему.

— Маш, — испугался Миша, — ты что?

Слово «влюбилась» он произнести не смог.

Маша улыбалась и пересчитывала ложки, Миша смотрел на нее и боролся с мерзким чувством тошноты. Потом тихонько вышел из кухни. Маша этого даже не заметила.

Во дворе Миша тут же попал в цепкие руки Катерины, но ему было так тоскливо, что он даже вырываться не стал.

— Пойдем со мной, несговорчивый ты мой, — проворковала она ему в ухо.

— Отстань, а? — отмахнулся Мишка.

— У-у-у, какой суровый, — захихикала Катя.

— Слушай, Кать, а это ваше сиятельство… Он женат?

— Пал Иваныч? — удивилась Катя. — Был женат, но жена давно померла.

— А он… А у него… — Миша никак не мог подобрать слов.

— Ты за сестрицу свою беспокоишься? — догадалась Катя. — Не бойся, не обидит. И денег даст, и одежды. Он всем дает.

— Что значит всем? — не понял Мишка.

— Ну, всем своим любимицам. Он многих так скупил.

— А потом?

— Что потом?

— Что с ними потом?

— Да ничего, — пожала плечами Катерина. — Замуж выходят, в деревне живут. У него там, в деревне, детей штук десять. Похожи все, главное…

— А как же Маша? — воскликнул Мишка.

— А что Маша? — пожала плечами Катерина. — Его сиятельство насидятся с ней в библиотеке, о книжках поговорят, с нее картинку нарисуют, потом остынут. Сколько ж можно читать да картинки рисовать?! Жить тоже надо. Пойдем ко мне, а? — почти жалобно произнесла Катя. — Ну что тебе, жалко, что ль? Или я совсем уродина?

— Нет, что ты, — испугался Миша, — ты очень красивая. «И назойливая», — добавил он про себя.

— Красивая? — обрадовалась Катерина. — Тогда пойдем скорее!

К счастью, в отдалении показался Степка.

— У меня дело… срочное! — Мишка принялся махать Степке.

Тот остановился и удивленно уставился на него.

— Мне мальцу помочь надо! — импровизировал Мишка. — В этом… в английском!

Уже в спину Мишке донеслось восхищенное Катино:

— Ты еще и умный…

«Что значит — „еще“? — мысленно возмутился Мишка. — Я вообще умный!» Но возвращаться и уточнять формулировку не решился.

* * *

Маша продолжала жить в состоянии, которое в покетбуках именуется «любовный дурман». Мишка использовал более приземленное определение — «как мешком стукнутая». Вся ее жизнь теперь делилась на две неравномерные части: встречи с Пал Иванычем и все остальное. Встречи, собственно, и были жизнью. В промежутках Маша думала о двух вещах: о предыдущей встрече и о встрече последующей.

Его сиятельство отлично понимал ее состояние и, кажется, наслаждался им. Всякий раз, когда Маша позировала, Пал Иваныч ограничивался несколькими мазками за сеанс, а остальное время посвящал разговорам. Он не торопил события, не спешил хотя бы поцеловать новую «любимицу», ему хватало восторженного блеска Машиных глаз и ярко пылающих щек.

Мишка однажды вечером пытался что-то втолковать ей, рассказывал про каких-то крестьянок, которые были у Пал Иваныча до Маши, — но она пропустила этот рассказ мимо ушей. Мало ли что там было у его сиятельства раньше! Теперь-то есть она, самая-самая! Она уж точно не такая, как остальные…

Вечером был назначен прием. Небольшой такой приемчик, человек на десять, но Маша сбилась с ног, мечась между кухней, Проклой и гостиной. Даже такой небольшой обед требовал неимоверного количества посуды и тщательной сервировки.

Гости съехались, все шло по плану, и Маша расслабилась. Она сидела в соседней с гостиной комнате и следила за тем, чтобы нанятые лакеи вовремя относили гостям напитки и еду.

Вдруг у нее за спиной зашелестело.

— Ты Мария?

— Да.

Маша резко обернулась и увидела молодую женщину в пышном сиреневом платье.

— Меня зовут Ольга Михайловна, я старинная приятельница Павла Ивановича. Они с моим покойным мужем были товарищами. Павел Иванович так много о тебе рассказывал, что я решила с тобой познакомиться.