Москвичи и черкесы

Опять молчание. Старик с суровым видом продолжал: «Во взорах ваших я читаю вопрос: почему Дунакай покинул мирный быт, к которому всегда старался склонять земляков? Почему бежал от тех, с которыми старался сблизить единоземцев советами и наставлениями? Мой ответ вам: месть и кровь гяуру!.. Да, адыге! Всегда советовал я вам не присоединяться к мятежным племенам! Не внемлите голосу людей кичливых, говаривал я вам, адыге! Но теперь, адыге, месть и кровь гяуру! Гяур хочет разорять наши деревни, грозит брать нас в солдаты… Когда эти угрозы дойдут до русского правительства, до русского царя, правительство сжалится над нами, царь смилуется – и тогда с благодарностью, с покорными головами, забудем народную месть! Теперь нам терять нечего: пока еще не отданы в солдаты [84], предупредимте это новое бедствие, отхлынемте в горы – там грозная природа защитит нас. Обяжемтесь общею клятвою не сдаваться живьем в руки неприятеля, не уступать ему ни одной пяди земли, не иметь с ним никаких сношений, не бывать в его владениях иначе как вооруженною рукой! Положимте, что тот, кто нарушит клятву, будет продан невольником в одну сторону, его семейство в другую, а дом и все имущество будут расхищены народом! Если же он успеет укрыться от кары бегством, тогда народная клятва должна преследовать его всюду [85]. Я, с четырьмя сыновьями и двумя зятьями, даю вам, адыге, эту клятву и обет мести и крови гяуру!»

Али-Карсис замолк.

– А тебя избавили от этой присяги – тебе и без того нельзя показаться перед русскими? – сказал полковник, смеясь.

– Как вы это знаете? – спросил разбойник с удивлением.

– То ли еще я знаю! – отвечал старик. – Я знаю также, что все старшины разъехались с намерением приводить к присяге весь зависящий от них народ, потом хотели собраться и помочь Шерет-Луку увести подвластных, потому что он опасается, что не все за ним последуют.

– Как вы все это знаете? – спросил разбойник. – Все, что я вам рассказал, пускай все ведают, но что вы теперь говорите, изменник мог вам передать: мне неизвестен он, жалко! – И Али-Карсис задумался, нахмуря брови.

Пшемаф сделал ему несколько вопросов, на которые он нехотя и рассеянно отвечал.

Полковник, ссылаясь на недоконченные дела, ушел домой.

Разбойник, посидев еще немного, простился с собеседниками и вышел, но потом возвратился опять и, вынимая из кошелька деньги, сказал Пшемафу:

– Возьми назад деньги свои, Айшат невозможно возвратить.

– Почему? – спросил Пшемаф.

– Потому что она продана стамбульскому купцу и теперь должна уже плыть по морю.

Он удалился.

Александр спросил Пшемафа, что говорил карамзада об Айшат.

Черкес принужден был рассказать ему все – как отправили тавлинку в Ставрополь, как ее взяли в плен, как он хотел ее выкупить и как, наконец, она продана стамбульскому купцу. Пустогородов задумался. Все прошлое представлялось живо его воображению. Но он сказал:

– Дай бог ей счастья! Она имеет все, что в Азии нужно для женщины, редкую красоту. Кто знает? Быть может, моя Айшат сделается женою султана, красою гарема: тогда горделивая властительница не вспомнит, быть может, что я призрел ее полумертвую во время осады Ахулго, в рубище, в коростах [86]; призрел, когда она изнемогала от холода и заразы, цепенела от ужасов штурма, при виде, как отец и мать ее погибали на ее глазах. Быть может, тогда при встрече со мною она и не захотела бы узнать меня.

На следующий день Пшемаф вошел к Пустогородову и торжественно сказал:

– Прощайте, Александр Петрович! Меня отправляют с вашей сотней в отряд, собираемый для того, чтобы воспрепятствовать Шерет-Луку бежать с деревнею в горы. Лекарь Кутья также выпросился в поход и радуется, что наконец удастся ему побывать за Кубанью.

– Очень рад, – отвечал Александр, – что вам поручили мою сотню, только сделайте одолжение, не давайте казакам без позволения грабить да резать неприятельские головы; а сами, право, оставьте свою джигитовку [87]… к чему такое неуместное и совершенно бесполезное удальство? Вот если б сотня замялась… но надеюсь, что с моей этого не случится.

– Хорошо! До свиданья, господа!

Пшемаф с восхищением, подобно пташке, вылетающей из клетки, упорхнул из комнаты.

Конец первой части

Часть вторая

I Рассказ лекаря

…as if it home they would not die -

To feed the crow on Talavera`s plain,

And fertilize the field that each pretends to gain.

Byron

[88]

Подняли трупы, понесли

И в лоно хладное земли

Чету младую положили.

А. Пушкин

Вечерело. Пустогородовы сидели у себя и разговаривали вместе. Александр говорил о мерах, которые намерен взять, чтобы отыскать дальнего родственника отца Иова (так он называл сына его) и исполнять последние приказания своего погибшего друга. Николаша слушал брата большей частью рассеянно; день ото дня он становился угрюмее, не мог превозмочь скуки, его одолевавшей.

Дверь отворилась.