Москвины: «Лед для двоих»

- Конечно не сразу. Сначала были теоретические занятия, практические – под присмотром тренера. Как в гребле: одна команда гребет, а три других ждут на берегу своей очереди. Первые из лодок вылезают, вторые тут же на их места садятся. Я ведь занимался и греблей тоже – был чемпионом Ленинграда в своей возрастной категории.

Петр Петрович Орлов, у которого я тренировался, летом работал с нами как раз на гребной базе. Летом же льда не было, поэтому нужно было придумывать, чем занять спортсменов. Гребля прекрасно помогала развивать и физическое состояние, и морально-волевые качества. Только фигуристов в гребном клубе человек тридцать занималось. Одна из наших девочек даже гребла в четверке, которая была чемпионом Европы.

Ну а яхты – это романтика. Я в основном ходил на маломерных судах – одиночках. Мне нравилось чувствовать, что я сам себе хозяин, сам за все отвечаю, ни от кого не завишу.

В команде мне тоже ходить доводилось. Помню, в Таллине была экспериментальная яхта – флагманский проект. Как-то мы шли по ветру, начали убирать спинакер – это такой дополнительный парус, похожий на парашют, и на самом верху между щечками блока попал фал. Меня, как самого молодого, и послали его высвобождать. А я страшно боюсь высоты. Но делать нечего - взял плоскогубцы, пополз. Добрался до верха, как обезьяна – страшно, лодка с такой высоты совсем крошечной кажется. Ковырял этот фал, пока не справился. Такого страха натерпелся…

С фигурным катанием те мои тренировки прекрасно сочетались. Просто фигурное катание было профессией, а парус – хобби, несмотря на то, что я пять раз становился чемпионом Ленинграда.

Пропустил только 1949-й и 50-й год, потому что как раз тогда в Марьиной роще открыли искуственный каток, и там летом проводились сборы.

В 1951-м я снова вернулся в парус. У меня в ванной стоит серебряный кубок, в котором зубные щетки лежат, на нем выгравировано: «Победителю балтийской парусной регаты 1951 года». А я даже не помню, что это были за соревнования.

Парус мне нравился еще и тем, что больше всего напоминал шахматную игру с элементами риска. Надо было постоянно угадывать, откуда «зайдет» ветер, зайдет ли он, как пойти, чтобы «поймать» его раньше соперников. Постараться пойти в то место, где ветер можно лучше «поймать», если он совсем слабый.

Если же говорить о пике карьеры, то это был 1962-й. Я тогда попал на Золотой кубок – фактически это чемпионат мира яхт-одиночек в классе «финн». В нем принимало участие 150 яхт. Все они не помещались на стартовой линии, приходилось располагаться в три ряда, и если ты оказывался во втором или третьем, выбраться вперед было уже невозможно.

Изначально в тех соревнованиях должен был выступать Валентин Манкин. Он тогда еще не был олимпийским чемпионом, но считался очень сильным гонщиком. Что-то у него тогда не сложилось с визами, а вот лодку к месту старта доставить успели.

На его лодке я и стартовал, поскольку моя не успевала прийти из Германии, где я незадолго до этого стал победителем знаменитой Варнемюндской регаты. Пришлось, правда, просить парус и мачту у знакомых, кое-что под себя переделать. Главная проблема заключалась в том, что яхта Манкина была рассчитана на более тяжелый вес спортсмена. В парусном спорте это очень важно.

Помню, долго гадал, как построить первую гонку, чтобы выйти вперед - ветер ведь никогда не дует одинаково. Я забрался тогда под самое судейское судно. В стороне от всех. И получилось, что угадал: всех еще больше снесло в сторону, а я поймал ветер и ушел вперед. Обошел всех по правому краю и оторвался довольно сильно. За мной увязался датчанин Пауль Эльвстрем – он до этого на трех Олимпийских играх подряд становился чемпионом в классе «Финн». Здоровый такой мужик. Управлять яхтой в сильный ветер – работа довольно силовая. Я же весил всего килограмм 70. Ну еще ватник мокрый. Но все равно веса не хватило, пришел вторым.

Этот датчанин меня тогда и обошел - остальных совсем в сторону снесло. Вытащил я тогда свою яхту на берег, все подходить начали, рассматривать, интересоваться: что это за допотопное деревянное чудо? У меня тогда не было ни своих парусов, ничего.

После трех гонок я шел на третьем-четвертом месте, а потом получил два «нуля». Один раз из-за того, что сломал мачту, а вторая гонка просто не удалась - финишировал 30-м. В общем зачете остался 15-м, но по парусным меркам первые пятнадцать мест среди 150-ти участников считаются в таких гонках призовыми. Так что смело могу считать себя призером чемпионата мира.

После этого занимался парусом еще долго. С одной стороны, не было никакой необходимости его оставлять. С другой, мне было интересно. Парусники – вообще интересный и необычный народ. Сам парусный спорт – это постоянная борьба со стихией. Наверное поэтому и те, кто принимает в нем участие, относятся друг к другу на равных. Те, кто был вокруг меня, были очень благородными людьми. Встречались, конечно, жуликоватые – на уровне правил, но гнусностей никто никогда друг другу не делал. Это не фигурное катание – где провел коньками соперника по батарее – и все.