Москвины: «Лед для двоих»

В 1968-м я еще выступал, даже поехал на чемпионат Европы в Вестерос, но мне не шили олимпийскую форму. Все ходили на примерки, а я – нет. Нетрудно было понять, что на Олимпийские игры я не поеду ни при каких условиях – какое бы место на чемпионате страны ни занял.

- Для вас это было ударом?

- Уже нет. Ударом стало, что не попал в 1967-м на чемпионат Европы. В 1964-м, кстати, я вполне мог попасть на Олимпийские игры в Инсбрук. Но меня не взяли – посчитали, что слишком молод. А в 1968-м сказали, что уже старый. И отправили в Инсбрук на зимнюю Универсиаду. Неожиданно для многих я выиграл там золотую медаль. Впервые в истории отечественного фигурного катания.

На чемпионате Европы меня тогда никто не ждал, включая моего тренера. Показательные выступления на Универсиаде в Инсбруке закончились поздно ночью в воскресенье, самолет из Инсбрука в Вену улетал тоже в воскресенье в 9.30 вечера, и я, соответственно, на него не успевал. А соревнования на чемпионате Европы в Вестеросе начинались в 7 утра во вторник.

Я по собственной инициативе дозвонился до российского посольства, его сотрудники взяли мне билет, в шесть утра я сел на автобус, доехал на нем до Мюнхена, оттуда самолетом Мюнхен – Франкфурт – Копенгаген – Стокгольм, в Стокгольме меня встретили представители тамошнего советского консульства, и в два часа ночи я был в Вестеросе. Разбудил Игоря Борисовича, он был в шоке, когда меня увидел.

Другое дело, что в Инсбруке я отдал соревнованиям довольно много сил и эмоций. Хочешь – не хочешь, а спад после таких выступлений всегда есть. Плюс – очень тяжелый день переезда: почти сутки в дороге. Короче, я вышел в семь утра на лед, и понял, что не вижу следа от конька – настолько уставшие глаза и непривычное освещение. Занял в фигурах только пятое место.

Мишин и Москвина тогда выиграли у Родниной и Уланова – каким-то образом заняли общее второе место за Белоусовой и Протопоповым, хотя были четвертыми и в короткой и в произвольной программах. Леша, помню, даже успел надеть цивильный костюм – у него мысли не было, что придется выходить на награждение.

Отметить победу решили в нашем номере. А мне утром кататься. Лешка сказал тогда: «Тебе сейчас будет не уснуть. Возьми снотворное» – и дал мне два каких-то серебряных шарика. Я никогда в жизни не принимал подобных средств. Проглотил один шарик и когда утром зазвонил будильник, я вообще не мог понять, что происходит и где я нахожусь. На катке не мог прыгнуть даже самый обычный перекидной – меня заваливало в сторону.

Игорь Борисович посмотрел на это и говорит: «Пошли на мороз». И мы пошли на открытый каток. Там я раскатался, начал делать прыжки, но это заняло часа полтора. После чего Москвин настоятельно велел мне идти в гостиницу пешком – чтобы окончательно проснуться и прийти в себя.

Я и пошел, заходя по дороге во все магазины. В магазинах было тепло, и меня разморило до такой степени, что вернувшись в гостиницу я даже обедать не пошел – завалился спать. Проснулся через несколько часов в точно таком же состоянии, как был утром – не понимая, какое сейчас время суток. Включил телевизор и с ужасом увидел, что там уже катается первая группа одиночников. С какой-то безумной скоростью я запрыгнул в автобус, рванул на каток, но на свою разминку все равно опоздал. Единственное чувство, которое при этом испытывал – полное безразличие ко всему, что происходит. И занял лишь десятое место.

В 1969-м я занял второе место на чемпионате СССР в «Юбилейном», проиграв одним голосом Четверухину. Сережа Волков, которому тогда было 19 лет, стал третьим. Юра Овчинников – пятым. По правилам отбора в команду попадали первые два номера, а третьим брали молодого по усмотрению тренерского совета.

Проблема заключалась в том, что кому-то из высоких партийных чинов в Москве очень нравился Овчинников. Соответственно из Спорткомитета были спущены рекомендации по составу сборной: Четверухин, Волков, Овчинников. Хотя тренерский совет единогласно тогда рекомендовал меня. Но никакого значения это, как выяснилось, не имело.

Мы с Москвиным ходили тогда даже в Смольный - на прием к председателю горисполкома. Он при нас звонил в Москву и я даже запомнил фразу: «Вся ленинградская общественность в канун 25-летия снятия блокады настаивает...» Еще он тогда сказал: «Кстати, у спортсменов, о которых идет речь, один общий тренер, который к тому же именно сейчас находится у меня в кабинете. Я передаю ему трубку».

Игорь Борисович начал объяснять: «Понимаете, если сейчас не включить в сборную Куренбина, он бросит кататься. Если же послать на чемпионат Европы и мира Овчинникова, мы тоже в какой-то степени его потеряем, потому что в данном случае его включают в сборную ни за что. Он не заслужил этого».

Так и получилось, кстати. Юрка выступал после этого почти десять лет и по большому счету так ничего и не выиграл. Я же ушел из спорта через год.

* * *

- Игорь Борисович много занимался вашим воспитанием?