Москвины: «Лед для двоих»

- Тот период остался у меня в памяти, как одна сплошная тренировка, - вспоминал Игорь. - При этом ни на одном занятии не помню, чтобы испытывал скуку. Москвин - не просто великий педагог, а величайший. Могу точно сказать: то, чему я у него научился, что применяется мною сейчас ежедневно, - это умение готовиться к работе. Потому что нельзя прийти на работу в ожидании, что сейчас тебя озарит какая-нибудь замечательная мысль.

Еще научился тому, что ни в спорте, ни в искусстве не нужно быть эгоистом. Понял это уже после спорта, занимаясь с артистами. Совершенно неважно, что именно я в процессе обучения придумал что-то интересное, кого-то перехитрил, или, скажем, не спал ночами. Главное – конечный результат. И то, что мои артисты уверены: они могут сделать все, что угодно.

Москвин не просто придумывал, но умел делать это таким образом, что все хвалили не его, а учеников. Говорили: «Надо же, какой молодец Бобрин!» Или: «Надо же, какая умница Овчинников». Это необыкновенно поднимало нас прежде всего в собственных глазах. Да и окружающие были уверены в том, что каждый из москвинских фигуристов – самородок необычайного масштаба. Взять тех же Белоусову и Протопопова: все ведь были искренне уверены в том, что они тренируются и придумывают все свои программы самостоятельно.

Работать не только ногами меня тоже научил Москвин. Не помню, чтобы Игорь Борисович злился из-за невыполненного элемента или из-за недостаточно отточенного движения. Его было невозможно даже сравнить с кем-то другим, настолько творческий дух царил на тренировках.

Для обязательных фигур Москвин придумал не совсем обычные лезвия. Назывались они у нас «Щучки». Игорь Борисович брал коньки на два или три размера больше, чем необходимо, стачивал их на токарном станке до такого состояния, чтобы лезвие стало почти плоским, без изгиба. И придумал методику исполнения фигур на большом ходу. До этого все фигуристы делали их мелко, медленно. И Волков, помню, еле-еле ехал, и Четверухин.

Это было новаторством на уровне изобретения новой «школы». На хорошем льду плоский конек давал очень ровную и четкую дугу. Другое дело, что на высокой скорости приходилось гораздо внимательнее следить за тем, чтобы попасть в рисунок фигуры. Но все те, кто катался у Москвина, рисовали эти фигуры в два или три раза крупнее, чем те, кто тренировался в Москве. Судьям не приходилось даже нагибаться, чтобы рассмотреть все эти «восьмерки» и «параграфы».

Были смешные случаи. Перед стартом каждому фигуристу полагалось руками показать ось, по которой он будет выполнять фигуру. В зависимости от этого судьи занимали положение на льду – так, чтобы было удобно следить за фигурами, но при этом не мешать спортсмену. Я однажды приехал на какие-то международные соревнования, показал ось, приготовился к отталкиванию, и тут один из наших судей вдруг кинулся к своим иностранным коллегам и закричал: «Отойдите все немедленно! Он сейчас вас просто сметет!»

Наше расставание с Москвиным происходило довольно болезненно. А если искренне сказать - трагично. Однажды в нескольких фразах он намекнул мне на то, что у него появились сомнения относительно моих возможностей добиться чего-то большего. Я на тот момент был двукратным чемпионом СССР, уже выезжал на первенство Европы, а на своем первом чемпионате мира занял седьмое место. Другими словами, во мне бушевало столько амбиций, мне так хотелось больших побед, я чувствовал в себе столько сил, что сомнения Москвина меня буквально подкосили...

Чемпионом Европы Бобрин стал в 1981-м, официально тренируясь у Юрия Овчинникова. Но примерно тогда же сказал:

- Я точно знаю, что простился со своей спортивной карьерой, когда во мне кончился весь ненаписанный на бумаге план, по которому меня тренировал Москвин. Как только запас, который в меня вложил Игорь Борисович, был исчерпан, я оказался выжат полностью.

* * *

Вспоминая о том разрыве много лет спустя, Тамара Москвина рассказывала:

- На самом деле даже не знаю, почему они расстались. В свое время мы все были очень дружны, много времени проводили вместе. Сейчас воспоминания носят скорее отрывочный характер. Помню, например, как родители Бобрина каждый год приглашали моего мужа за грибами и за рыбой - у них был деревенский дом в грибных местах. Однажды Москвин и отец Бобрина поехали туда вдвоем на нашей первой машине, «Москвиче» горчичного цвета, которую мы купили незадолго до этого: раньше не на что было покупать. И они перевернулись по дороге. Долго все тогда подтрунивали, что на самом деле они ездили пиво пить, а не за грибами.