Мост

– Да спрошу, – почесал в затылке свежевымытой рукой ее муж. – Сейчас наберу, посоветуюсь…

Олежка помог. На следующий день Эле позвонил следователь, ведущий дело Нахимджона Хайруллоевича, и коротко сообщил время, когда можно будет подъехать и в его присутствии перетереть с подозреваемым. Эля отменила все дела, прыгнула в машину и понеслась спасать свое красное пальтишко. Уже подъезжая, вдруг сообразила свернуть к гипермаркету, накупила какого-то печенья, влажных салфеток, пару приблизительных футболок и носков – не подойдут, так в камере сменяет новые на что доброе.

Следователь встретил ее внизу с хмурым видом, не представился, провел по своей карточке внутрь.

– Так, – сказал он, заведя ее в какую-то казенную комнату с парой столов, – что у вас с этим чуркой вообще?

– Пальто мое у него, он мне свою куртку дал, вот эту, – показала Эля на сумку, – единственный раз я его видела в жизни. Приехала потом пальто забрать, а его хвать – и нету, а шмотка дорогая, жалко.

– В грязи ты там, что ли, поскользнулась? – быстро спросил следователь.

Эля вытаращила на него глаза.

– Я ж видел там, по месту, что как, – пояснил следователь.

Эля задумалась.

– Ну это самое простое объяснение, в общем, – признала она, – и да, он меня капитально выручил.

Следователь разложил привезенные Элей вещи на столе.

– Норм, только печеньки в простой мешок пересыпь, нельзя в заводской упаковке. Куртку нельзя. Покажи ему, что привезла, потом поедешь за своей шмоткой, оставишь куртку там.

– А… – заикнулась Эля.

– Не-а, – отказал следователь, – я как ее проведу? Откуда у него вдруг куртка нарисовалась? Ее сдавать положено, документ ляжет, нет уж.

Он оставил Элю сидеть перед столом с разложенными ништяками и ушел. Не было его минут двадцать, потом он вернулся вместе с лысым, кивнул ему сесть напротив Эли, а сам прислонился ко второму столу.

– Привет, – сказала Эля.

– Привет, – тускло ответил лысый.

– Мне хозяин шаурмятни твоей сказал, что ты пальто мое к себе домой унес. А вот куда – он не знает.

– Унес, – так же тускло сообщил лысый, – ну да… Я тебе адрес дам без проблем, езжай.

– Вот куртка твоя, – показала Эля.

– Выкинь, – сказал он, обвел глазами стол и недоверчиво спросил: – Это что же, мне?

– Ну а кому? – буркнула, поддавшись его настроению, Эля. Вот так едешь-едешь к человеку, а он тебе толком и спасибо за печеньки не скажет.

Лысый в упор посмотрел на Элю и быстро и четко проговорил:

– Гелиндже, там дома брат маленький. Школьник. Никого у него, кроме меня, нет. Меня тоже теперь нет. Присмотри за ним.

– Что? – ахнула Эля.

Лысый повернулся к следователю и вежливо попросил листик, для адреса.

Тот дал лист и ручку.

Лысый написал адрес, показал написанное следователю, тот кивнул. Лысый аккуратно сложил бумажку пополам и дал Эле.

– Заберешь пальто свое там. Чем можешь, помоги. У него никого в вашей стране нету.

Следователь встрепенулся.

– А ты ж говорил, гражданство не паленое у вас?

– Гражданство и у него, и у меня честное, дорогое, не паленое ни разу, – твердо сказал лысый, – а вот своих у нас нет никого.

– Так давай я в опеку позвоню? – предложил следователь.

– Не надо в опеку! Эх… Опека его и так найдет теперь. Хоть не торопи. Гелиндже, чем можешь. Если не сможешь, так и быть. Пожалуйста. Не надо его в опеку.

Эля оторопело кивнула, забрала свою сумку, куртку лысого и листик. Следователь велел ей дождаться, увел лысого, вернулся, вывел ее наружу. Она села в машину, кинула сумку и куртку на соседнее сиденье и минут пять сидела неподвижно с зажатым в руке листком.

Это вам уже не Мика с его винчестером, это подстава так подстава, товарищи.

Отдышавшись, она вбила адрес в навигатор и дунула туда. Школьник? Вот все это время сидел один? Матерь вашу! А если… «Ладно, – думала она, крутя руль, – если пацана уже забрали в систему, можно поискать будет, потом через следака передать, что как. Но йопт».

Подъезд не запирался. Эля с курткой в руке поднялась на четырнадцатый этаж, позвонила в дверь.

– Кто там? – раздался глухой бас с той стороны. Сердце у Эли упало.

Открыл дверь джигит в трениках и с голым гладким брюхом, которое оказалось у Эли почти перед носом – джигит был ростом под метр девяносто.

– Ты кто? – сурово спросил джигит.

– А где Сирожиддин? – в ужасе спросила Эля.

– Я Сирожиддин, – ответил джигит, и тут Эля поняла, что усы у джигита довольно-таки прозрачные, румянец – нежный, а подбородок не выбритый, а еще девичий.

– Боже, – ахнула Эля, – а Нахимджон сказал, что ты школьник… Я подумала, ты вот такой… – Она показала ладонью чуть выше метра от пола.

– В сердце Нахимджона, – горько сказал джигит, – я вот такой, – и показал ладонями что-то с Варвару размером. – Заходи. Это ведь его куртка, да?