Мост

Дав мне едва ли двадцать минут на помыться и переодеться, Ры торопит меня вниз.

– Пошли, пошли. – Он тащит меня вприпрыжку по коридорам лоцманского дома и вталкивает в самую большую его комнату – зал переговоров. Вталкивает не грубо, пропихивает бочком сквозь ряд широких спин. Оглядываюсь, вижу ряды встревоженных, угрюмых лиц.

– Где Эрик? – спрашиваю я у Ры.

– На верфи, с Колумом.

Он оставляет меня возле большого овального стола, всегда стоящего посередине этой комнаты, а сейчас окруженного толпой, и куда-то исчезает. На столе стоят Кос и Мба, оба внимательно смотрят в сторону северо-востока. В комнате очень тихо. На противоположной стороне стола я вижу Шторм и обнимающего ее левой рукой Одноглазого. Она внимательно смотрит на Братьев, стоящих на столе, а вот Одноглазый замечает меня и быстро улыбается. Я осторожно оглядываюсь, чтобы понять, где Локи. Ее не видно.

– Им спустили трап, – говорит Кос.

Коса и Мба отличить легко. Это вот Ры и Рри я всегда путала, да кто их не путал, пока они рядом были? Кос всегда в белой косынке, а у Мба золотые серьги в обоих ушах. Они редко со мной общались – когда не в плавании, так в лоцманском доме, а на верфь ездят редко. На обоих очень простые матросские сапоги, и я вспоминаю, что обувь им уже много лет шьют чохом на всех, по общей мерке, где-то на Втором Юге и привозят большими связками. А отличают ли они сапоги или утром берут какой придется – не задумывалась никогда. Я к Братьям привыкла, иногда только замечаю, что свежие люди чему-то удивляются. Например, имена у них, строго говоря, и не имена вовсе, а они сами как-то научились друг друга различать еще в колыбели. Ну а остальным пришлось принять как есть. Например, Кос – он, скорее, Кхх, а Гиль – Глл, а мы уж произносим, как умеем.

Люди стоят и молчат. Всем понятно, в чем дело. Кто-то из Братьев находится в месте, где сейчас происходит что-то важное. Видимо, предстоят разговоры, иначе на возвышение выбрался бы только один, а так они разделят реплики на двоих, чтобы успевать дышать. Наверняка на верфи точно так же парочка стоит на каком-нибудь бимсе, а вся верфь толпится вокруг и слушает. В предыдущие случаи, когда видела, как они рассказывают, я была именно на Колумовой верфи.

Молчание длится долго. Кто-то переминается с ноги на ногу, кто-то вздыхает, кто-то покашливает в кулак. Если кто-то из Братьев сейчас лезет по трапу, то что это, черт возьми, за трап?

– Приветствую на борту авианосного судна «Бугенвелл»! – произносит Кос. – Позвольте убедиться в отсутствии у вас оружия и взрывчатых объектов.

– Пожалуйста, – с ленивой растяжечкой отвечает Мба.

– Проследуйте за мной, – каркает через некоторое время Кос.

Я переминаюсь с ноги на ногу. Кос повторяет имена каких-то незнакомых и неинтересных мне людей, которые представляются тому из гоп-компании, кто поехал знакомиться. Интересно, понимают ли эти люди, с каким количеством народу они сейчас разговаривают? И, кстати, судя по всему, они обращаются к двоим. Ребята не ходят по двое там, где можно обойтись одной парой глаз и ушей. Кто там второй?

– Мэм, позвольте вопрос, – тем временем говорит Кос, – это у вас протезы?

А-а, так вот где Локи. Я невольно поеживаюсь. Если Локи поехала на переговоры, это ничего хорошего не сулит.

– На данный момент – да, – холодно отвечает Мба, – в долгой перспективе это регенерационные контейнеры.

Двое мужчин рядом со мной переглядываются. Вопрос им понятен, ответ – нет.

– Присаживайтесь.

– Спасибо, но есть небольшая формальность. Наш разговор касается всех людей, находящихся у вас на борту. У вас только команда или присутствуют не подчиняющиеся вам группы? Ученые, пассажиры, десант?

– Нет, я капитан для всех, кто находится на «Бугенвелле», и мое слово – приказ для всех семисот человек.

– Это радует. Однако мы были бы вам чрезвычайно обязаны, если бы при нашем разговоре присутствовали представители всех основных подразделений.

– Не думаю, что это необходимо.

– Вы опасаетесь, что принимаемые вами решения могут вызвать у команды недовольство?

Повисает пауза.

– Нет, не опасаюсь.

– Тогда не совсем понятно, каковы ваши возражения.

– Чисто дисциплинарные.

– Нас вполне устроит, если это будут руководители подразделений, а не рядовой состав.

– Этого не будет.

– Что же, в таком случае возвращение вашего пилота придется отложить.

– Он жив?

– Жив, ему оказана помощь, и на данный момент опасности для его жизни нет. Мы не можем достоверно сказать, как быстро и насколько сохранным он очнется, но он дышит, и сердцебиение ровное.

– Они отошли и о чем-то совещаются, – говорит Кос, щурясь, словно против солнца, хотя в комнате ровное, не бликующее освещение. Через некоторое время вздыхает и продолжает: – Как быстро вы готовы вернуть нашего человека?

– Это зависит от того, к чему мы придем. Либо его привезут сюда сразу после окончания нашей беседы, либо, если вы будете продолжать двигаться тем же курсом, его вынесут на эстакаду Моста и оставят там. Нет смысла таскать тяжело раненного человека туда-сюда в ветреную погоду.

– Тяжело раненного, вы сказали?

– Как я уже сказала, опасность для жизни устранена, – (тут я гляжу на Шторм и вижу, как она кривится), – но реабилитация будет долгой.

– Сейчас подойдут старший механик и вахтенный офицер. Наш разговор в любом случае записывается.

– Четверых достаточно, – ровно отвечает Мба.

Снова молчание.

– Кофе, иные напитки? – спрашивает Кос.

– Спасибо, нет.

– Итак, – наконец говорит Мба, – начнем. Мы – представители лоцманской группы Моста. Я Локи Навиген; со мной мой деверь, Гиль Навиген. Мы прибыли не столько на переговоры, сколько с разъяснениями. Первое. Да, сейчас вы находитесь не в том пространстве, где действует привычная вам география и отчасти привычная вам физика. При некоторых маневрах в пределах десятка морских миль вы рискуете полностью потерять управляемость реактора. Сейчас прямо здесь такой опасности нет, но свободно маневрировать я бы вам не советовала.

– Откуда вы знаете слово «реактор»? – спрашивает Кос резко изменившимся тоном.

– Слова «физика» и «регенерация» вас не смущали?

– Осторожнее, Виктор, – вполголоса бормочет Кос.

– Второе. В течение ближайших нескольких часов доступ между привычным вам пространством и этим местом исчезнет, причем исчезнет безвозвратно. Я в силах повлиять на то, исчезнет он прямо сейчас, оставив вас с нашей стороны, или после того, как вы аккуратно вернетесь назад обратным курсом.

– Что будет, если… если он исчезнет прямо сейчас?

– Вы останетесь самой мощной военной силой региона. Лоцманы успеют разбежаться, в полновластное владение вы получите вон ту постройку, точнее, как вы, наверное, уже поняли, руины постройки. Обучать вас правилам здешней физики никто не будет. Через несколько лет у вас закончатся ТВЭЛы… Или как они у вас называются? Батарейки для реакторов? Часть команды разбежится, осознав широту горизонта, часть команды погибнет в попытках изучить местность, часть женится на местных уроженках, а самые патриотичные, поняв, что вы лишили их семей, развесят вас на том, что здесь у вас вместо рей. Меня и моего деверя вы, разумеется, можете не отпустить и предать страданию всевозможными способами, но из того, что нам известно, очень немногое вы сможете использовать. Через пару поколений лоцманы придут сюда снова, разберут останки вашего судна на гвозди, и все вернется на круги своя.

– В случае же, если мы отступим…

– Гиль Навиген останется с вами, чтобы убедиться, что вы четко держите курс и не свалитесь ненароком в какое-нибудь третье пространство. Когда вы будете находиться по свою сторону… по свою сторону двери, мы доставим вашего пилота и на том же судне Гиль вернется обратно. После чего вы укажете в вахтенном журнале все, что вам заблагорассудится, включая коллективное отравление грибами, и больше никогда ни с кем из нас не встретитесь.

– Как работает то, чем вы поймали самолет? – быстро говорит Кос.

Мба хмурится и криво улыбается. Улыбка не его, он копирует.

– Боюсь, вам ничего не даст эта информация.

– То есть, – очень-очень медленно говорит Кос, – вы утверждаете, что проход между вашим… и нашим пространствами будет закрыт? Как надолго?

– Навсегда.

– Вы можете это гарантировать?

– Вполне.

– Но, но!.. – вскрикивает Кос и сам себя перебивает: – Нет, Донован, нет.

– Есть ли варианты развития событий, при которых этот проход может появиться снова?

– Нет. У нас погибли люди. Пространства, из которых по нам стреляют, прежде чем разговаривать, мы блокируем безвозвратно. Мы можем себе это позволить.

– А откуда взялся этот проход?

– Был человек, который умеет их создавать.

– Что с ним стало?

– Вышел в отставку. Руководит верфью.

Повисает пауза.

– Если у вас не появляется новых пространств, вы не боитесь закрывать старые?

Мба коротко хмыкает.

– На наш век хватит. И еще на пару веков, пожалуй.

– Понимаю вашу позицию, отступаю, – угрюмо говорит Кос и тут же продолжает другим тоном: – А не могли бы вы оставить… одного? Двух человек? Для исследования? Замолчите, Донован!

– Не думаю, что это имеет смысл. Я не зря спрашивала, есть ли на борту ученые. Они бы стремились остаться и исследовать нас вне зависимости от возможности вернуться. А военный человек должен понимать, что отчеты, которые невозможно передать руководству, ничего не стоят.

– Что станет с вами, если мы вернемся в свое пространство, захватив вас двоих с собой?

В комнате кто-то ахает.

– Я умру от потери крови, довольно быстро, – ровно отвечает Мба, – Гиль Навиген останется в вашем мире. Семье будет его не хватать.

– А что вы насчет этого скажете, молодой человек?

Мба улыбается.

– Нас было двадцать шесть. Если вы увезете меня, нас останется двадцать один. У нашей профессии есть риски, это один из них.

– А лично вы?

– Хотите узнать – проверьте.

Люди рядом со мной ежатся от тона, которым это говорит Мба.

– Не стоит, капитан, – тихо произносит Кос.

– Не стоит, – подтверждает Мба, как эхо.

– Мы уходим, – Кос.

Мба откашливается и какое-то время молчит. Мотает головой, сережки брякают.

– Локи обняла Гиля. Уходит. Идет к трапу. Я ее больше не вижу.

– Пойдемте, молодой человек, – говорит Кос, – поешьте с нами.

– К сожалению, нет, – мягко отвечает Мба, – и тому довольно много причин. Я должен видеть, что моя мать отбыла без помех.

– Ваша мать?

– Приемная. Я должен убедиться.

– Что у нее с руками?

– А, – легко отвечает Мба, – предыдущее правительство распорядилось отрубить ей руки за то, что она выкрала своих детей.

– Вас?

– Нет, родных.

– А как их восстановили?

– М-м, – задумчиво тянет Мба, – последняя представительница… прошлого правительства сделала это. М-м-м. В качестве извинения.

Мне слышно, как Шторм сердито фыркает.

– Кто сейчас у вас правит?

– У нас сейчас нечем править. Мы регулировщики перекрестка, не более.

– Могли бы вы все-таки как-то выйти на контакт с нами?

– Нет, – твердо отвечает Мба, – вы нам не нужны.

– Оно начало поворачивать, – вдруг говорит Кос, моргает, трясет головой и снова смотрит сквозь стену туда, где стоит на чужой палубе Гиль.

– Я пойду проверю … Да, все в порядке, она в лодке. Хорошо. Идемте в рубку, мне нужно будет следить за вашим курсом.

Я тихонько проталкиваюсь назад, к выходу из комнаты. Войны не будет. Эти переговоры бывают разными, иногда в итоге лоцию оставляют вообще открытой, ходи кто хочешь куда хочешь, вот как эти капитаны и негоцианты из разных мест, которых стоит здесь полная комната. Иногда договариваются о лоцманском сопровождении. На моей памяти лоцию закрывают наглухо четвертый раз, и три раза из четырех это были высокие технологии. Они там все задаются. А может быть, наши деревянные корабли наводят их на мысль, что отпора не будет. Я все еще волнуюсь за Гиля. Именно так пропал Соо, его не отдали, когда армада ушла за свой горизонт. Никто даже не пикнул, когда Локи захлопнула лоцию. Я осторожно пробираюсь все ближе и ближе к выходу. Надо перехватить чего-нибудь поесть, пока все еще слушают, и бежать. Мне нужно обратно к предку.

Он конденсируется из темноты и золотистых бликов в одном шаге от меня.

– Привет, Уна Навиген, – говорит он и улыбается.

– Привет, – отвечаю я, вытаскиваю из сумки и кидаю на пол подушку из лоцманского дома. Кладу сумку на пол. Сажусь на подушку.

Предок поднимает брови, исчезает в вихре золотых пылинок и заново собирается сидящим на полу напротив меня.

– Вообще-то ты могла бы попросить, я бы отрастил тебе стул.

– Я не знала, что ты выполняешь просьбы, – хмыкаю я, – ну… и давай я тебя попрошу о чем-нибудь другом, когда понадобится.

Он не отвечает, продолжает улыбаться и разглядывать меня.

– У меня много вопросов, – говорю я.

– О, я надеялся на это. Кстати, я думал, что ты вернешься раньше.

– Братья попросили помочь с ранеными. Шторм и Эрик сорвались срочно перерисовывать кучу изменившихся лоций, несколько кораблей застряли, рук не хватает… как обычно. Я не очень люблю со всеми этими делами возиться… Но было правда надо. – Я ловлю себя на том, что начала оправдываться, и чувствую укол злости. Еще и тут объясняться, да что же это такое.

– О, кстати. Зачем в этот-то раз твоя мама сожгла энергоузел?

– Что?

– Тьфу. – Он хмурится. – Она блокирует направления самым варварским из всех возможных методов. Что конкретно она сделала, не так важно. Скажи зачем?

Я молча смотрю на него и размышляю. А ведь действительно. Откуда ему знать, что происходит прямо сейчас, но не здесь?

– А у тебя обзора нету, что ли?

– Был, конечно, – усмехается предок, – сейчас… частично разбит, частично отключен. Ну ты все равно уже здесь, тебе трудно, что ли, рассказать?

– Из лоции Пятая Арка норд-ост-ост пришел вдогонку за нашим высокотехнологичный корабль. Здоровый такой, металлический. С самолетами.

– А, вот откуда оно прилетело, – кивает предок, – понял. Твой брат еще не умеет ставить на лоции фиксацию доступа?

Я молчу.

– Ну скажи ему, впредь пусть обдумает, как обозначить на карте, что свободный проход по лоции должен работать не для всех подряд, а только для мостовитян, – с досадой говорит предок и вдруг отворачивается, словно слушает кого-то, и морщится. – Я думаю, ему достаточно саму мысль подбросить, он сообразит как. Парень не дурак.

Он смотрит на меня и снова улыбается.

– Ты понимаешь, мне больно, когда она это делает. И физически больно. И жалко ее саму.

– А что ей сделается? – фыркаю я. – При желании она может постепенно тут вообще все доломать. Шторм ей показывает, куда наливать, от Моста отваливается кусок, новая лоция закрывается.

– А насколько у нее регенерировали руки? – спрашивает предок.

– Не знаю.

– Ну сколько осталось прозрачного? Кости внутри уже есть или по-прежнему только кровь? По уму за столько лет должно все восстановиться давным-давно, а они регенерируют слишком медленно. Слишком.

– Откуда мне знать? Я ее не разглядываю.

Предок молчит и больше не улыбается.

– Расскажи мне о ней вообще. Что ты о ней знаешь.

– Ничего.

Предок молчит, хмурится, разглядывая меня. Глухая темнота вокруг нас кажется огромным гулким пустым пространством, хотя я точно знаю, что могу коснуться обеих стен коридора, просто одновременно подняв руки.

– Начни с самого начала. Ну согласись, что человек, который медленно, но верно меня разрушает, мне крайне интересен и это естественно?

– Так ты и есть Мост?

– М-м. Не совсем. Я был человеком, но теперь я – и слепок человека, и интерфейс… инструмент Моста. Сам Мост не сможет с тобой общаться, у него нет рта, он не знает языка. Он подбирает из записей кого-то, кто сможет разговаривать с живым человеком наиболее понятно для обоих. Но я – его часть. И мне тоже больно.

Хех. В полку людей, у которых есть вопросы к Локи, прибыло. Ну, людей ли? Впрочем, какая разница, пусть встает в очередь.

Вздыхаю.

– Откуда отец ее притащил, никто не знает. Колум как-то обмолвился при мне, что дед ему сказал, что отец ее не привел, а собрал из отдельных частей других людей. Она не человек.

– Почему?

– Ну потому, что на Мосту проливали кровь множества людей и ничего похожего не случалось, – сердито говорю я. – Она вроде бы была добра с Братьями… Ты знаешь Братьев?

– Твоих младших дядек? – серьезно спрашивает предок. – Знаю, конечно.

– В общем, они ее любят. И слушаются. Эрик говорит, когда меня еще не было и когда я только родилась, она была нормальная мама, только он тоже три года писался потом, после того как нас украли у короля.

– Ты сама что-нибудь помнишь?

Меня передергивает.

– Нет. Мне иногда снится… что-то, но это просто сны. Нас растила Алкеста, ну и Братья нянчились, конечно. – Я чувствую, как воспоминание позволяет немного разжать зубы, и перестаю дрожать. Лмм, Лмм, я найду тебя, найду, ты жив.

– Сейчас твоя мама где живет? С кем дружит? Есть ли у нее мужчина?

– Дружит она с принцессой, про мужчину ничего не знаю, то есть понятно, что к ней и моряки ходят, и всякие приезжие, но я понятия не имею, спит она с кем-нибудь или нет. Живет в лоцманском доме. Я там редко бываю.

– Как получилось, что она стала командовать всеми?..

– А. Когда маги ушли, их мертвые остались лежать… С гранд-мага сняли гемму, которая пропала вместе с королем. Брать ее наследник отказался и отдал Локи, для Эрика. Она надевать ее на него тоже не стала, сказала, сам решит, когда вырастет. Ну и все знали, что гемма у нее. Когда наследника убили, Шторм от его геммы тоже отказалась, и ее отослали на Второй Юг, в Магдалинику, его семье. Я так думаю, на память, они там хорошо живут и назад не хотят. Вроде бы.

– Это я тоже все знаю.

– Ну и вот. Братья и так ее слушались, а люди приезжают, спрашивают, что делать, где встать, где воду накачать – вода-то пресная была сначала всего в двух колодцах, это потом Шторм что-то починила, – ну а Братья каждый раз говорят: «Мы у Локи спросим», – да еще гемма королевская так и лежит у нее, ну и вот. Колум ей сказал – работай. Я слышала. Вот она и… работает.

– А кроме работы?

– Да не знаю я!

Предок качает головой.

– Ну я понял, что хотел.

– А ты знаешь, кто убил Брана Навигена? – спрашиваю я с надеждой. Он замирает.

Изумление или нерешительность не отражаются у него на лице, как это бывает у живых людей. Он просто превращается в неподвижную картинку, даже отдельные искорки, летавшие вокруг его головы, останавливаются. Любопытно.

Он моргает и криво улыбается.

– Если совсем честно, его убил я, – говорит предок.