Читаем Мост к людям полностью

Я часто задумываюсь над тем, почему Ленин назвал именно творчество Льва Толстого зеркалом русской революции. Что он хотел этим сказать — что в своих произведениях Толстой лишь отобразил, как она началась и развивалась? Но его произведения не были летописью революционных событий, ни в одном из них непосредственно о революции вообще ничего не говорится. К тому же большинство из них написано раньше, чем над полями России появились яркие признаки революционных бурь, — тогда, когда народная среда еще только начинала бродить под ее влиянием. Что же увидел в этом зеркале Ленин, если в нем не отражены ни стачки, ни подпольная борьба, ни бомба Желябова, ни призывы самого Ленина?! Ведь он знает революцию именно такой, и если бы искал в толстовском зеркале этих ее самых характерных черт, то, остановившись перед ним, должен был бы удивленно пожать плечами или же вообще снять с него титул зеркала!

А может, Ленин и не считал, что литературное зеркало должно непосредственно отражать? Может, заглядывая в него, он искал не только фотографические отпечатки известных ему событий, а и что-то такое, чего еще и сам не знал и ни на одной фотографии не видел? Может, сравнение гениального творчества с волшебным стеклом Ленин употребил лишь условно, потому что увидел в нем не беспристрастное и скрупулезное отображение известных ему фактов, но и давление таких скрытых пружин, которые сама революция смогла познать только благодаря Толстому?

В этом вопросе, на мой взгляд, кроется ответ и на другой вопрос — чем и каким должно быть художественное произведение. Революция преображала мир, руководствуясь практической необходимостью, она делала свое историческое дело, исходя из жизненных интересов общества. Но только искусство и литература показали народу человеческую сторону и моральный смысл его собственных действий. Без художественного творчества он бы не смог осознать эти свои собственные черты, а следовательно, и не познал бы себя полностью. Выходит, Толстой вторгся в такую сферу жизненной деятельности народа, какую мог по-настоящему увидеть только он: человечность истории; моральная сторона революционных сдвигов; психологические мотивы поступков отдельных людей и огромных человеческих масс; целый мир внутренних переживаний, зависящих от характера каждого в отдельности; весь сложный арсенал человеческих склонностей, обычаев и даже личных привычек. Всех этих внутренних пружин, заставлявших людей действовать, в том числе и в революции, не мог и не сумел бы принять в расчет ни политик, ни экономист, ни вождь, ведущий на прямую и непосредственную битву.

Да, художник обладает чудесным зеркалом, с помощью которого отражает такие стороны человеческой и общественной жизни, каких не в состоянии заметить обыкновенный глаз, и все-таки отражает он жизнь и только жизнь. Он может быть даже фантастом, но и самая мудреная фантазия, созданная буйным воображением, будет иметь ценность лишь в том случае, если раскроет глаза обществу и поможет ему познать себя как можно полнее. Следовательно, знать жизнь — главное. Но обычного знания, рядовой информации, даже основательного изучения общеизвестных фактов недостаточно, поскольку общеизвестное — это не дело художника, его сфера — открывать то, чего другие не видят.

Нашу литературу трудно обвинить в незнании фактов. Она старательно их коллекционирует и освещает. В поисках материала для своих произведений писатели обращаются к самым разнообразным средствам связи с реальной действительностью — от кратковременных творческих командировок до переселения в места, о которых хотят рассказать. Но известно, что подобное «привязывание» себя к жизни, как правило, оказывается искусственным и очень редко дает хорошие результаты. Сколько раз уже на моей памяти писатели отправлялись в поход за образами и фактами! И почти всегда оказывалось, что подобное паломничество не заполняло пустоты в книгах (иногда даже богатых интересными наблюдениями), не затрагивало человеческой души, ибо лишено было внутреннего огня, вспыхивающего в художественном произведении лишь вследствие вторжения в неведомое.

Я думаю, специально «изучать жизнь» вообще нельзя. Нужно просто жить и таким образом познавать ее. А это лучше всего выходит только там, где жизнь застала тебя сама, хоть ты за ней не гнался с командировкой в руках, пусть даже и творческой. Ее не нужно специально искать, ведь она везде — в том числе и там, где ты родился и вырос, где живешь и работаешь, хотя самые эффектные события, возможно, совершаются и далеко отсюда. Она повсюду пульсирует, хоть и не везде проявляется в одинаковой форме. Важно только по-своему почувствовать ее характер и содержание.

Выходит, не так уж и важно, о чем писать; главное — писать только о том, что ты лучше всего знаешь и во что глубже всего проник твой духовный взгляд.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Публицистика / Документальное / Биографии и Мемуары
Ледокол «Ермак»
Ледокол «Ермак»

Эта книга рассказывает об истории первого в мире ледокола, способного форсировать тяжёлые льды. Знаменитое судно прожило невероятно долгий век – 65 лет. «Ермак» был построен ещё в конце XIX века, много раз бывал в высоких широтах, участвовал в ледовом походе Балтийского флота в 1918 г., в работах по эвакуации станции «Северный полюс-1» (1938 г.), в проводке судов через льды на Балтике (1941–45 гг.).Первая часть книги – произведение знаменитого русского полярного исследователя и военачальника вице-адмирала С. О. Макарова (1848–1904) о плавании на Землю Франца-Иосифа и Новую Землю.Остальные части книги написаны современными специалистами – исследователями истории российского мореплавания. Авторы книги уделяют внимание не только наиболее ярким моментам истории корабля, но стараются осветить и малоизвестные страницы биографии «Ермака». Например, одна из глав книги посвящена незаслуженно забытому последнему капитану судна Вячеславу Владимировичу Смирнову.

Никита Анатольевич Кузнецов , Светлана Вячеславовна Долгова , Степан Осипович Макаров

Приключения / Биографии и Мемуары / История / Путешествия и география / Образование и наука