«…Пугает немного зима (речь идет уже о следующей зиме. —
Целый год работал Первомайский для фронтового радио, несмотря на то что враг захватил бо́льшую часть украинской земли и почти не стало слушателей. Но вот уже вся Украина под оккупантами, население было лишено радиоприемников. Теперь фронтовое радио работало с расчетом на партизан.
19 октября 1942 года я получил письмо, в котором Первомайский писал:
«…осточертело мне мое «эфирное» существование, и я теперь с радостью взялся сотрудничать в газете хозяйства, где я пребываю. Все-таки дело писателя печататься».
Поэт находился тогда в 193-й дивизии генерала Лагутина, с которым близко подружился. Из полков и батальонов этой дивизии Первомайский прислал немало прекрасных стихов на свое фронтовое радио и во фронтовые и армейские газеты. На его корреспонденции, наверное, обратили внимание в Москве — из редакции «Правды» прибыла телеграмма на имя Первомайского с предложением писать для этой газеты.
Он очень обрадовался такому предложению, как писатель, уже обладавший огромным материалом, не вмещавшимся в размеры текущих заметок и корреспонденции для фронтовой прессы.
То, что он написал для «Правды» на протяжении войны, требует специального исследования. Скажу лишь, что в своих корреспонденциях он никогда не ограничивался информативным пересказом событий и умел, описывая даже подлинных людей в подлинных ситуациях, подниматься до уровня художественного обобщения. Первомайский и в очерке всегда оставался мастером и точно так же, как и в поэтических произведениях, написанных как бы на злобу дня, никогда не опускался до уровня так называемых «газетных стихов». Его произведения всегда были поэзией, а очерки — художественными произведениями, и его пример, как мне кажется, может внести ясность в наши дискуссии о проблемах публицистической и очерковой литературы, которые то и дело возникают, сколько себя помню.
Кстати, должен сказать о серьезной ошибке, которую нередко допускают некоторые критики и обозреватели фронтовой публицистики украинских писателей. Для своих обзоров они пользуются только материалами тогдашних украинских газет, которые выходили в тылу, оставляя, как правило, вне всякого внимания работу украинских писателей в центральной русской прессе. Эта работа имела миллионы читателей и довольно большой резонанс. Не учитывать ее — значит обеднять представление читателя о публицистическом творчестве украинских писателей на фронте.
Факт для Первомайского всегда был предметом осмысления. Иногда этот процесс длился долго, — достаточно сказать, что весь сюжет блестящего романа «Дикий мед», осуществленного только через двадцать лет после войны, тоже построен на реальной жизненной ситуации, которую наблюдали все писатели, бывшие на фронте рядом с Первомайским. Мы знали этих людей, были свидетелями несчастной любви прототипов будущих героев романа… Но только Первомайский сумел распознать всю глубину драматического конфликта, который не рассмотрели другие, и дал нам возможность ощутить его философский смысл.
Поздним летом 1942 года война на участке нашего фронта, принявшая позиционный характер, неожиданно снова стала маневренной. Вражеский прорыв на юге вторично и, пожалуй, уже в последний раз вынудил наши армии отступать ускоренными темпами. Фронт превратился в «слоеный пирог», как называли тогда странную смесь наших и вражеских частей.
В этой смертельной бестолковщине, которая творилась на Старобельщине, а вслед за тем и в донских степях, я надолго потерял следы своего друга.
Встретились мы в Сталинграде. Позади широко и медленно плыла Волга, за которую отходить мы уже не имели права, — это понимали все.
Город затаился в ожидании новых зловещих событий, население понемногу эвакуировалось, хотя война снова на какое-то время притихла и над городом только иногда появлялись вражеские разведывательные самолеты.