Мост в белое безмолвие

Так мы проходим загадочный Шелагский мыс, мифический каменный бастион, вытянувшийся далеко на северо-запад. На протяжении полутора веков он внушал путешественникам ужас перед концом света и манил их надеждой пробраться в Америку, не замочив ног. Так вот он каков! Романтический утес с синеющими тенями и буро-красными обнажениями, будущий любимец комбинатов по производству художественных открыток, соперник скалы Лорелей, уже сейчас тоскующий по интуристовскому Хилтону! Как трудно перенестись отсюда, из этого кресла, хотя бы на один век назад и осознать цену нашего теперешнего уверенного плавания в этих местах. Мы находимся всего в полумиле от берега, когда "903" берет курс на восток, а через какое-то время поворачивает еще на несколько румбов к югу. Стеклянная дверь капитанской каюты распахнута на веранду, которую никак не отважишься назвать палубой, занавески отодвинуты, каюта залита теплым солнцем, и я, заваривая утренний кофе, {212} рассеянно слежу за разговором. За колышущимися на ветру портьерами виден кусочек спальни с просторной семейной кроватью, и я готов дать лжеклятву, что в этой белой полированной, украшенной золотым орнаментом кровати, под голубым стеганым пуховым одеялом спит жена капитана, оформленная на борт коком. В открытую дверь виднеется океан - Ледовитый океан, мне надо бы ущипнуть себя за ухо, - на его отливающей ртутью поверхности играют коричневые птахи величиной с кулак, напоминающие наших воробьев. Иногда они взмывают в воздух, выстраиваются низко над водой в треугольник и бесшумно скользят мимо нас. Наша скорость десять узлов, они летят вдвое быстрее. Этот пилотаж высшего класса свидетельствует о приближающейся осени, но говорит о ней иносказательно и неубедительно. Помешивая кофе, я наблюдал за тем, как последняя птица на левом крыле треугольника покидает строй и медленно, натужно, настигает вожака. Она сменяет его, каждая птица в строю отступает на одно место назад, и так это повторяется бесконечно.

Капитан рассказывает о своем детстве, которое прошло в деревне в дельте Дуная, дома там стояли на сваях, к соседу ездили на лодке, а к стаду на плоту, и о своем отце, хорошем человеке, павшем от пули бандеровцев. Рассказ о далеких придунайских просторах с радужными фламинго дополняют первые айсберги, которые под сегодняшним бездонно голубым небом искрятся и сверкают всеми оттенками, существующими в природе. Пламенея красными крыльями, самолет ледовой разведки промчался совсем низко над нами и, сделав круг, возвращается обратно. На ужин уха из осетрины.

- Такую и английской королеве не каждый день на стол подают, мечтательно говорит капитан.

ВРАНГЕЛЬ НА ШЕЛАГСКОМ МЫСЕ

Врангель во время своих путешествий в глубь материка ел древесную кору и выкапывал из нор леммингов коренья. Каждая его экспедиция превращалась в поединок с голодной смертью. Однажды ночью медведь вспугнул вьючных лошадей, они разбежались, и на обратном пути люди спали в тундре под проливным дождем, прямо на голой земле. Поездка Матюшкина в 1822 году к востоку от Колымы сложилась особенно драматично - {213} под конец ему приходилось обходиться даже без огня! В непроглядном тумане они угодили на горный перевал, оттуда во все стороны зияла пустота. Так бывает только в кошмарном сне. Они невредимыми спустились вниз благодаря стаду оленей, которое где-то рядом с ними переходило на новое место, безошибочно чуя правильное направление. Решающим стал 1823 год. Врангель послал Матюшкина картографировать побережье. Мичман должен был добраться до Северного мыса. Единственный европеец, который до него измерил и описал его, был Джемс Кук. А Врангель отправился открывать свою "Северную страну". Это было его четвертое и самое трудное путешествие по льду. На восьмой день марта месяца он достиг Шелагского мыса.

"Малорослый чукча, лет шестидесяти, закутанный в мохнатую кухлянку, безбоязненно подошел к нам, объявляя, что он камакай (что означает старшину или начальника) чукотских племен, обитающих по берегам Чаунского залива. Его смелые и быстрые движения обнаруживали сильное телосложение, а маленькие блестящие глаза вырожали мужество и самонадеянность... Я привел его в нашу палатку, угощал табаком, рыбой и прочим, и он вел себя так непринужденно и спокойно, как будто бы мы были с ним старые знакомцы. Через переводчика разговаривал я с ним и с удовольствием слушал его замечания.