Мост в белое безмолвие

- Вы заметили, что у местных собак голубые глаза? - спрашивает меня Люся.

Я как-то не обратил на это внимания, но она оказалась права. Я продолжаю свою мысль:

- Рассказчик я неважный, а Юхан плохой слушатель. У него никогда не хватает терпения дослушать до конца, он всегда прерывает вас вопросами. Лучше уж я запишу эту историю. Может быть, мне удастся сделать это достаточно правдоподобно. Вы как считаете?

- Я считаю, - говорит Люся, - что мне пора кормить Димку.

ОДИН-ЕДИНСТВЕННЫЙ МИР

Над крышами поселка совсем низко со свистом пролетают маленькие жирные утки, вызывая озорной, карнавальный беглый огонь. Время от времени подстреленные на лету птицы шлепаются в воды лагуны или между домами. Детвора визжащей стайкой бросается спасать добычу от собак, которые, судя по всему, не желают считаться с правилами игры. В Уэлене ружейные выстрелы то же самое, что восклицательные знаки в письмах юной девушки.

После обеда погода проясняется, и на юго-западе вырисовываются низкие заснеженные вершины.

- Канилу, сегодня пойдем на кладбище.

Скалистая гора со всеми своими продуваемыми ветром {312} откосами, террасами и бурой осыпью обвалов вздымается в мглистое небо. Уэлен прильнул к ней, как младенец, каменистая коса тянется то ли на пять, то ли на десять километров на северо-запад, исчезая только у темнеющих скал Инчоуна. Этот день будто создан для того, чтобы вглядываться в даль. Мы легко шагаем по поселку, палящему из ружей, то и дело втягивая голову в плечи, минуем голубое здание школы, оставляем за собой чернеющие обвалы земляных жилищ и серебристые столбы китовых ребер, переходим через журчащий прозрачный ручей, текущий в берегах красноватой морены, откуда поселок берет воду, когда кончаются запасы собранных на берегу льдин, и начинаем подниматься вверх по склону. Легким шагом спускается нам навстречу чукча в очках. Взглянув на меня и кивнув головой Канилу, он проходит мимо, но тут же окликает нас:

- Куда вы идете?

- На кладбище, - отвечаю я с удивлением, потому что эта бегущая в гору тропинка никуда больше не ведет.

- Не смейте туда идти, - говорит он, неторопливо делает несколько шагов и останавливается рядом со мной, - нечего вам там искать.

- Да я ничего и не ищу, - отвечаю я растерянно, - просто хочу посмотреть.

- Все равно. Это запрещено.

- Кто может мне запретить?

- Не имеет значения, - говорит он и, расставив ноги, преграждает мне путь. - Ступайте обратно!

Канилу молчит.

Я вынимаю из планшетки рекомендательное письмо, которое уже не раз выручало меня в трудных ситуациях.

- Вот видите, - говорю я с надеждой, - у меня есть разрешение.

Он с явной неохотой берет бумагу и пробегает ее глазами.

- Ничего не значит. Уходите отсюда.

Такое я слышал всего один раз - в эстонском колхозе на берегу Черного моря, от вдребезги пьяного заместителя председателя колхоза. Но здесь передо мной стоит трезвый и спокойный человек, который, не отводя взгляда, смотрит мне прямо в глаза. Мое любопытство растет. Я сажусь на кочку. Мужчина что-то очень резко говорит Канилу. Канилу трогает меня за плечо:

- Пойдем отсюда! {313}

- И не подумаю!

Они обмениваются еще несколькими фразами, и незнакомец уходит. Канилу говорит:

- Мы должны немедленно уйти отсюда.

- Черт побери,что случилось?

- Он не разрешает тебе идти на кладбище.

- Да кто он такой, чтобы разрешать или запрещать?!

- Он сказал, что пойдет за ружьем.

Я не верю своим ушам. И начинаю смеяться. Но Канилу не смеется. С недоумением пожимаю плечами и трогаюсь в путь. Канилу остается стоять на месте.

- Я не пойду с тобой.