Джинна, Джин и Кэй устроились на двух стоящих один напротив другого кожаных диванах за спинами девочек. Они обсудили, кто что успел сделать и как встретить родителей Джина, утром прилетающих из Флориды. Сообщить им о случившемся было, пожалуй, самым трудным делом, которое сразу после ареста Тома взял на себя Джин. Он всегда верил в силу духа своего отца, и реакция того вызвала у него шок. Джин-старший воспринял новость очень тяжело. Он записал номер телефона полицейского участка, по которому мог связаться с сыном, и повесил трубку, сказав, что перезвонит, потому что его душат слезы. Он перезвонил через двадцать минут, и его голос звучал уже иначе.
– Так, – сказал он сыну. – Мы с матерью успеваем на вечерний рейс, но утром мне нужно зайти в банк. Я привезу с собой документы на дом. Скажи Томми, чтобы ни о чем не волновался. Если потребуется залог – деньги будут, как и лучшие адвокаты, каких только можно нанять. Только матери – ни слова. Ты же знаешь, у меня в акциях достаточно сбережений, чтобы все оплатить. Ни к чему посвящать ее в подробности.
Дедушка Джин ни на миг не усомнился в невиновности Тома. Разумеется, про документы на дом Джин-младший матери не сказал. Он не сказал об этом никому – ни Тому, ни Кэй, ни Джинне. Он вообще выбросил эту мысль из головы. Щедрость отца и его непоколебимая вера в непричастность внука, особенно на фоне чудовищных событий того дня, превосходили понимание Джина.
Поэтому он не распространялся на эту тему, предпочитая обсудить более практичные вещи, например кто утром поедет в аэропорт встречать родителей. Пока он говорил, зазвонил телефон. Все уставились на аппарат – время было далеко за полночь. Девочки за столом замерли с картами в руках. Сверху послышались шаги, и раздался голос дедушки Арта:
– Джинна, это тебя!
Джинна поднялась и нетвердой походкой пошла к телефону – этот звонок ее явно встревожил. Она встала спиной к остальным и осторожно взяла трубку. Следующие несколько минут прошли в полном молчании, не считая периодически издаваемого ею «угу». Когда она положила трубку и повернулась к брату, ее лицо было искажено болью, а по щекам текли слезы.
– Мне надо… Нам надо идти… Джейми, пойдем, – выдавила она.
– Погоди, – не понял Джин. – Что случилось? Что…
– Это Рик, – ответила Джинна. – Он требует вернуть дочь домой. Говорит, что не хочет, чтобы Джейми оставалась в доме человека, убившего наших девочек.
Джинна разрыдалась. Девочки бросили карты и подошли к взрослым.
– Прости, Джини, – всхлипнула Джинна. – Он это сгоряча, просто… Просто ему сейчас очень плохо.
Джейми прижалась к плачущей матери, та в ответ обняла ее и прижала к себе. Этот жест заставил Тинк и Кэти вздрогнуть: они и забыли, какая Джейми еще маленькая. Такая смышленая и умненькая для своих лет, а ведь ей едва исполнилось девять. Несчастные мать и дочь медленно пошли по лестнице. У дверей Джинна замешкалась.
– Прости, – снова сказала она.
Джин вместо ответа просто крепко ее обнял. Кэй поцеловала Джинну в щеку и обняла Джейми. Тинк и Кэти, терпеливо дождавшись своей очереди, обняли тетку с таким пылом, словно боялись никогда больше ее не увидеть. Джинна прижимала их к себе и гладила по голове и плечам.
– Хорошие девочки… Ничего, мы справимся, правда ведь? – произнесла она.
Они кивнули в ответ, заставив ее улыбнуться сквозь слезы. Джинна взяла Джейми за руку и вышла за порог. Шагая с матерью к машине, Джейми обернулась и помахала на прощанье двоюродным сестрам, провожавшим ее взглядами.
Том спал на зеленой металлической лавке – без подушки, без одеяла и без сновидений. Его не разбудили ни приближающееся звяканье связки ключей, ни скрип открывающейся двери камеры, ни даже окрик тюремщика, которому пришлось войти в камеру и растолкать парня. В действительность Том вернулся мгновенно, вспомнив, где и почему он находится, как будто и не было этих часов забвения.
Правда, поднимаясь с лавки и следуя за надзирателем, Том отчаянно зевал. Ему показалось, что они целую вечность петляли по бесконечным длинным коридорам, пока не добрались наконец до небольшого кабинета, похожего на приемную. В дальней стене за плексигласовым окошком сидел сотрудник полиции. Тому указали на скамью, уже занятую двумя молодыми парнями. Немного пошелестев бумагами, полицейский назвал имя одного из парней; тот встал и подошел к окошку. Сотрудник за окошком уточнил полное имя, возраст и адрес парня и сказал, в чем его обвиняют.
– Угон автотранспорта, – громко объявил он, глядя поверх очков, после чего приступил к разъяснению юридических тонкостей обвинения.
– Счастливчик, блин, – едва слышно пробормотал Том.
Сидевший рядом с ним паренек опасливо покосился на Тома. Тот попытался ободряюще улыбнуться, но паренек отодвинулся от него на самый край узкой скамьи. Тома не мог не поразить абсурд ситуации: он, девятнадцатилетний пожарный, бойскаут, в жизни не имевший проблем с законом, завидует хулигану, обвиняемому в угоне. Том хмыкнул, заставив соседа по скамейке отсесть еще дальше, хотя дальше было некуда, прислонился затылком к холодной кирпичной стене и прикрыл глаза.