Не меньшее впечатление произвело на публику и письмо Мосса.
Наконец-то им удалось достойно ответить на нападки прессы.
Соглашаясь на интервью, Тинк помимо своей воли выступила представителем семьи Камминсов. Она не считала, что годится для этой роли или хотя бы ее достойна, но уже на следующее утро ее телефон раскалился от звонков журналистов.
Все десять лет со дня убийства Джулии и Робин Камминсы и Керри воздерживались от публичных заявлений, и тому были свои причины. Том просто не доверял прессе. Устав от гнусных намеков, прямых инсинуаций и ошибок в изложении событий, он решил, что не станет принимать участия в этом фарсе. Что до Керри, то им, скорее всего, было очень трудно выразить свое горе словами. Имелись свои соображения и у остальных родственников – многочисленных теток, дядьев и двоюродных братьев с сестрами. Некоторые полагали, что гибель Джулии и Робин – слишком семейное несчастье, и никому не позволено совать в него нос. Но даже те, кого бесили газетные враки и кто жаждал их опровергнуть, не делали этого из деликатности. Никто не считал себя вправе разговаривать с журналистами от лица всей семьи, тем более что единого мнения по поводу допустимости смертной казни у них не было, что неудивительно, если вспомнить, какой многочисленной была родня Керри и Камминсов. Никто не хотел брать на себя ответственность и становиться «голосом родственников жертв».
Поэтому Тинк нисколько не обрадовалась, очутившись в топ-листе каждого журналиста в стране. После долгих уговоров и подбадриваний со стороны родных она согласилась поговорить с представителями прессы. В каждом интервью она подчеркивала, что выражает только свою точку зрения, а не мнение всей семьи. Также она решила не давать никаких комментариев по поводу своего отношения к смертной казни. Все, что она действительно хотела сообщить публике, сводилось к двум вопросам:
Но если даже Тинк не справлялась с постоянными звонками от журналистов, перемежаемыми ее разговорами с родственниками, поддерживавшими ее советами, то кошмар, с которым столкнулось семейство Керри в Сент-Луисе, трудно себе вообразить. С приближением даты казни шумиха вокруг дела Ричардсона все усиливалась и приобретала все больший эмоциональный накал. Еще одна смерть, которая должна была стать расплатой за ужасные события апрельской ночи 1991 года, разбередила многие душевные раны.