Мосты (ЛП)

========== Глава 1 ==========

***

Дождь лил уже много дней. Скалли почти и забыла ощущение теплого солнца на коже. Вашингтон лишился всех цветов, кроме серого. Настоящие бури она почти могла выносить: вспышки молний, оглушающий гром, трепетное, волнующее ощущение, от которого волоски на ее теле вставали дыбом, и воспоминания о сотнях поездок в продуваемые всеми ветрами городишки на просторах Среднего Запада. Но в этом городе не было ничего, кроме влажности и серости. Небеса словно бы обесцвечивали ее кожу.

В последние зимы ранние приступы артрита в ее рабочей руке, на которые она по привычке старалась не обращать внимания, лишь обострились. Она на многое старалась не обращать внимания в последнее время. Дана Скалли была врачом по профессии, даже если сейчас она и не занималась медициной. Непослушные пальцы и все возрастающая необходимость в очках для чтения подводили ее к крайне неприятному умозаключению: ассистировать при проведении операций она бы больше не смогла.

Падения причиняли еще большую боль.

В течение нескольких лет – относительно тихих и словно укутанных туманом – когда она работала врачом днем и согревала чью-то постель по ночам, Дана жила, не скрывая своих чувств. По крайней мере, по отношению к важным для нее людям… к важному человеку. Единственному человеку.

Но вот заполненный туманом шар разбился, и она едва не утонула в вырвавшихся на свободу эмоциях.

Стены возводились не просто так.

Отрицание было удобным, как разношенный костюм. Стандартная фраза «я в порядке, Малдер». Отведенный в сторону взгляд. Модные ботинки вместо удобных туфлей, аккуратная завивка вместо небрежного пучка, подводка для глаз, губная помада и прочие атрибуты защитной брони, с помощью которых она тщательно и методично создавала образ той, которая когда-то была агентом Скалли. Костюм, который она хорошо помнила и была довольна его извлечением из небытия.

Но дождь все никак не заканчивался.

***

– Извини, ты сказал «Черноглазые дети»?

– Да, дважды. Нет, прости, трижды. Скалли, ты вообще слушаешь?

– Да, извини. Да. Я слушаю. Я просто… трудно сосредоточиться в дождь. – Она поставила ноги на подпорку стула, прочистила горло и выпрямилась. – Продолжай, пожалуйста.

Малдер заколебался. Она не отводила взгляда, наблюдая за типичным для него мыслительным процессом, отражавшимся в его бледных глазах. Немного обиженный тем, что она не слушала (о чем она искренне сожалела), немного выведенный из терпения тем, что до сих пор порой не мог удержать ее внимание, когда преподносил ей то, что она пренебрежительно называла «страшилками», а он представлял в качестве «дела», и еще… еще обеспокоенный. Потому что в последнее время она больше прислушивалась к нему, больше доверяла его суждениям, как он того заслуживал, если они не были совсем уж безумными, больше была склонна принимать его теории… и если она начинала игнорировать его уже через десять минут, то, может, что-то было не так, и ему следует об этом спросить.

В ее животе порхали бабочки, пока она ожидала, что он спросит, в чем дело, раздумывая над тем, что на это ответить. Потому что теперь все было не так, как раньше – теперь они были двумя людьми, которые когда-то приникали друг к другу в темноте, рассказывали самые интимные секреты и каждым своим вздохом, взглядом, прикосновением выказывали полнейшее доверие и веру, разрушая все тщательно выстроенные стены. Так что порой он спрашивал и она отвечала, а порой – нет, и это чертовски сбивало с толку.

– Ты о них слышала? – было все, что он спросил.

Она и понятия не имела, почувствовала ли при этом облегчение или обиду.

– Нет, – односложно отозвалась она.

– Мне начать с начала?

– Пожалуйста.

– И на этот раз ты будешь слушать?

Она подавила приступ раздражения: его язвительный комментарий был вполне заслуженным.

– Да, буду.

Он чересчур драматично прочистил горло и кликнул на очередной снимок на своем ноутбуке. С него на Скалли смотрел мальчик не старше двенадцати с натянутым на голову капюшоном толстовки и черными, словно нефть, глазами совсем без белков. Фотография, явно отфотошопленная, по идее должна была произвести на нее не больше впечатления, чем постер к дешевому ужастику, однако стоило Скалли заглянуть в эти странные глаза, как живот свело спазмом от какого-то смутного воспоминания – слишком глубоко потаенного, интуитивного, чтобы дать ему определение. Въевшегося в ее костный мозг и затрагивавшего скорее ее внутренности, чем мысли. Выцветшие краски и желтоватое освещение лестничного колодца, бетонного с водяными разводами на нем, запах антисептика и холод. Холод. Страх.

Прежде чем заново начать свой рассказ, Малдер сверился с записями и потому пропустил ее реакцию, за что она была ему несказанно благодарна. Ей было бы трудно объясниться, даже если бы она попыталась.