Мосты в бессмертие

Он схватил Гашу за локоть и принялся оглядываться в поисках убежища. Но из крупной мебели в его кабинете были лишь стол, диван и шкаф для бумаг с остекленными дверцами. Отто сжимал Гашу в объятиях, вертел головой, в глазах его стояли предательские слезы.

За шумом перестрелки они не услышали шагов Авроры. Она закричала, в ее словах слышались и страх, и ревность, и справедливый упрек. Гаша наблюдала за ней вполглаза, всецело занятая предохранителем «вальтера». Предохранитель звонко щелкнул, но ни Аврора, ни Отто не услышали этого, всецело занятые друг другом.

И вдруг Гаша вновь увидела образок – лик Богоматери на золотой фольге в обрамлении рубинов и аметистов. Но Аврора вцепилась ей в косу и дернула. Гаша, взвыв от боли, ударила Аврору по лицу рукояткой пистолета. Превозмогая боль, смаргивая предательские слезы, метила расчетливо в переносицу и не промахнулась. Не ожидавшая сопротивления соперница снопом рухнула на пол.

Гаша наклонилась, внимательно, будто зачарованная, посмотрела, как стекают струйки крови из рассеченного лба на пол по вискам, ухватилась за образок, дернула. Тот не поддавался. Совершенно позабыв об Отто, Гаша попыталась перегрызть кожаный витой шнурок зубами. Но неожиданная боль сковала ее, заставив разомкнуть зубы. Ухватившись за косу возле затылка, Отто вынудил ее подняться на ноги.

– Wilder rock! Stola mein Gewehr![84]

По щекам Гаши потоком лились слезы. Она беспорядочно махала руками, пытаясь вывернуться. Пистолет с глухим стуком упал на пол.

Отто несколько раз ударил ее по голове кулаком.

– Фашист! Гадина! – голосок звенел, подобно дверному колокольчику.

Гаша подняла голову. Сначала она увидела черное дуло пистолета, а потом огромные, неизбывной небесной синевы глаза. В дверях кабинета стояла Леночка. Девочка держала пистолет обеими руками, да так ловко, словно перед этим долго упражнялась на стрельбище.

– Не промахнись, родная! – прошептала Гаша. – Что угодно, только не промахнись!

Отто упал замертво после первого же выстрела. Но Леночка продолжала палить. Оконное стекло брызнуло осколками. Со стороны улицы, где-то совсем рядом с больничной оградой, снова ударила короткая очередь. Аврора вскочила на ноги, кинулась к окну – и была такова. На острых краях разбитого стекла повисли лоскуты ее одежды.

– Убежала, трусиха! – хладнокровно проговорила Леночка.

* * *

Прежде чем покинуть кабинет Гаша удостоверилась: Отто мертв. Еще пару минут заняли поиски запасной обоймы. Гаша перезарядила «вальтер», сунула его в карман, схватила Леночку за руку.

– Бежим, родная!

– Только я с тобой, с тобой, с тобой… – приговаривала та, быстро перебирая ножками.

Они спешили через двор к госпитальному корпусу. Свежий снежок уже превратился в ледяную корку. За забором по-прежнему глухо тарахтело и ухало. Леночка прикрывала голову свободной рукой, но ни разу не оскользнулась, и не заплакала, и не забоялась!

В госпитальный корпус вошли крадучись, прижимаясь спинами к холодной стене. Гаша прислушалась. Все делала так, как учил Костя. Прикрыла глаза, чтобы увидеть. Заставляла себя оглохнуть, чтобы услышать. И она увидела, и услышала. Костя и Вовка были там, и еще – враги. Врагов больше. Сколько их? Гаша втянула носом воздух. Она слышала свое дыхание и биение сердца. Один, два, три, четыре. Зибель и Рейнбрюнер. Имен остальных она не знает.

– Мы станем зверями, чтобы вас убить. Мы вцепимся в вас когтями, мы порвем вас зубами… – Гаше чудилось, будто Леночка говорит это вслух, и она зажала ей рот ладонью. Но голос девочки продолжал звучать так внятно, словно ему ничто не препятствовало.

– …Мы сожжем ваши тела и развеем по ветру. Не останется вашей памяти, не останется могил. Никто не заплачет о вас…

– Перестань же, родная! – прошептала Гаша, и голосок Леночки умолк.

Рядом с входом в палату стоял старый ларь. В него венгры-охранники складывали грязные бинты.

– Полезай в ларь и сиди там, – приказала Гаша, и Леночка повиновалась.

Дверь в палату оказалась распахнутой. Одну из створок подпирала обшарпанная тумбочка без дверей. Гаша притаилась за ней, вытащила из кармана «вальтер», прицелилась. В магазине восемь патронов. Эсэсовцев четверо. Ну что ж, на каждого по два, для верности…

Гаша слишком поздно расслышала шаркающие шаги и перестук клюки. Она не успела обернуться. Мир померк, исчез, растворился в чернильном небытии. Звуки отдалились, но не исчезли совсем.

Где-то вдали ухали разрывы, слышался тявкающий баритон Зибеля, что-то мерно постукивало, отбивая рваный ритм. Под аккомпанемент странного хохотка где-то рядом подвывала Леночка.

– Гашенька, родненькая… – стонала она. – Очнись, миленькая…

– Ты цела, девочка? – прошептала Гаша.

– Цела, – Гаша услышала знакомый Леночкин запах, почувствовала на щеке прохладное прикосновение. – Я здесь, родненькая. Мне стра-а-ашно!

– Чего вдруг? – Гаша попыталась пошевелиться. Голова отозвалась страшной болью.

– Он тебя по голове палкой тюкнул, – сообщила Леночка. – У тебя на голове шишка.

– Сиди тихо! – прошептала Гаша.