Мосты в бессмертие

– Подо мной доска, доска, доска!!! – кричала Леночка.

Огромные, не по размеру, ее кирзовые сапоги издавали странный грохот. Гаша огляделась по сторонам в поисках хоть какого-нибудь инструмента. Наконец нашелся заостренный с одного конца обломок доски. Сама не своя, Гаша принялась отгребать в сторону землю с того места, где только что прыгала Леночка. Наверное, девочка помогала ей. Гаша все время слышала ее голосок, хрипло произносивший одну и ту же фразу:

– Палка-копалка, откопай бабушку и Олю… Палка-копалка, откопай бабушку и Олю…

Гаша отгребала землю доской до тех пор, пока не наткнулась на оловянную дверную ручку. Дверь погреба завалило слоем земли толщиной сантиметров двадцать. Гаше и раньше приходилось спускаться туда. Деревянная лестница уходила круто вниз, в подземелье. Даже в летний зной там царила прохлада, даже при открытой двери там было трудновато дышать. Гаша несколько раз дернула за ручку. Дверь не поддавалась. Леночка снова начала кашлять. Гаша в отчаянии несколько раз ударила доской по двери погреба. Глаза ее ослепли от слез, но она не понимала, что плачет. Она будто наяву видела Александру Фоминичну и Ольку, и сумрачный лик Надежды предстал перед ней. Она слышала молитвенный шепоток бабы Юлки…

– Помогите же мне! – взмолилась Гаша и что есть мочи снова дернула за ручку.

Дверь погреба шелохнулась, но не поддалась. Гаше почудилась, будто кто-то помог ей, будто подтолкнул крышку изнутри.

– Скорей, Леночка! Помогай!

Гаша схватила доску, просунула острый ее конец в щель. Леночка тянула крышку кверху. Так общими усилиями им удалось откинуть крышку погреба. Они увидели протянутые к ним две пары рук: нежные и тонкие Александры Фоминичны и большие, костистые ладони Надежды Петрован.

– Эх, дела скорбные! – проговорила Надежа, вылезая наружу. – И под землей ад, и на земле – ад…

* * *

Леночку, Олю и старую Иулианию отвели в храм. Там временно расположился госпиталь войсковой части РККА, там вкусно дымила полевая кухня, там потерявших кров поселян кормили перловой кашей.

Гаша, Александра Фоминична и Надежда до рассвета следующего дня бродили по селу и его окрестностям, надеясь найти хоть какие-то следы Клавдии и ее отца.

Гаша еще раз повидала Костю и Вовку. Они были одеты в малоношеную форму венгерской интендантской части, но в советских пилотках со звездами, без знаков различия. Вооруженные одними лишь лопатами, они вместе с другими бойцами по колено в грязи рыли за речкой ров. Не удалось обменяться и парой слов.

На следующее утро они, смертельно усталые, вернулись в храм.

– Не найти нам их, – просто сказала Гаше Александра Фоминична. – Сгинули оба. Надежда, как и положено ей, пусть надеется. А я так думаю: разнесло обоих бомбой по белу свету. Думаю – нет больше обоих. Не увидим их живыми…

В церковном притворе было сумрачно и тихо. Девочки спали, Иулиания сидела над ними, сложив на коленях большие, как у Надежды, ослепительно-белые руки. Надежда кулем осела на пол рядом с матерью. Лицо ее исказилось рыданием, но слез Гаша так и не увидала.

– Что будем делать, мать? – прошептала Надежда. – Как дальше жить?

– Да ты только живи, – тихо отозвалась та. – А уж как – то Господь укажет…

Иулиания сняла с головы широкий серый плат. Блеклое серебро кос рассыпалось по ее сутулым плечам. Дрожащими от напряжения руками она расправила серую ткань платка, укрыла им свою неюную дочь, повторила тише прежнего:

– Живи, Надежда, как Бог положит…

И эхо под куполом храма троекратно повторило ее слова.

Эпилог

Аврору разбудил ужас. Сильная, неумолимо властная рука ухватила ее за горло, сжала так сильно, что уши заложило. Потом что-то больно ударило в голову. Она вскинулась, села на кровати.

– Чертов портрет… – пробормотала Аврора.