Блэк вбила адрес в навигатор, чувствуя, как частички этой болезненной головоломки в ее голове наконец-то складываются воедино. Она вдруг ощутила, что приближается к разгадке. Эйвери была настолько уверена, что еле сдержала себя, чтобы не включить сирены и не помчаться по городу на полной скорости, пытаясь быстрее проверить свои догадки.
Распределительный центр был настолько велик, что, казалось, представлял собой целый лабиринт. Если бы не ресепшионист, который провел ее через горы товаров, готовящихся к отгрузке, Эйвери никогда не нашла бы там Дебби Томс. Они наткнулись на нее возле ленты, сортирующей товары по нескольким другим линиям, ведущим непосредственно к грузовикам. Ресепшионист быстро переговорил с начальником смены, и тот отвел Блэк к женщине, стоявшей у самого конца конвеера.
Дебби Томс представляла собой небольшую женщину, выглядевшую чуть старше, чем была на самом деле. Она слегка сутулилась, а лицо выглядело так, словно мышцы вокруг рта застыли в постоянной сердитой ухмылке.
Начальник жестом указал на Дебби, словно говоря: «
– Меня зовут детектив Эйвери Блэк, – начала она. – Мне потребуется всего минутка для разговора с Вами. Ваш начальник предложил воспользоваться его кабинетом.
Дебби Томс ответила не сразу. Она взглянула на руководителя, все еще идущего к другому концу ленты и закатила глаза.
– Хорошо, – кивнула она. – Но могу я уточнить, о чем пойдет речь?
– Я из Убойного отдела, полиция Бостона. Мы по уши погрязли в одном расследовании, в котором всплыло имя Вашего сына.
– Долбанный Рузвельт, – снова закатила глаза Дебби. – Идемте, пройдем в кабинет, раз так.
Через три минуты они уже стояли в маленьком и довольно вонючем кабинете начальника смены. Никто не садился, хотя спина Дебби явно нуждалась в отдыхе.
– Вы не удивились, когда я назвала имя Вашего сына, – сказала Эйвери.
– Не особо, – ответила Томс. – Он никогда не попадал в настоящие передряги, насколько я знаю. Но он похож на бомбу. Знаю, что в один прекрасный день он просто взорвется. Я жду этого еще с тех пор, как ему стукнуло шестнадцать, и он впервые подрался в школе. Мы не разговаривали уже лет пять, так что я ничего не могу о нем сказать.
– Он когда-нибудь бывал в тюрьме? Вам известно?
– Однажды он провел за решеткой пару ночей за пьянство и нарушение общественного порядка, когда ему было около двадцати пяти. И как-то полиция взяла его под стражу, расследуя какое-то дело, связанное с поджогами. Но нет… ничего серьезного больше не было.
«
– Могу ли я уточнить, почему вы так долго не общались?
– Он как-то встречался с девушкой, которая разбила ему сердце, – пояснила Дебби. – Большинство парней в таком случае возвращаются домой, но Рузвельт поступил наоборот. Он уехал путешествовать… в основном по США. Когда он вернулся и решил остаться, то не хотел иметь со мной ничего общего. Как матери, хоть я и ненавижу говорить это… мне было наплевать. Он как-то изменился. Будто в нем появилось нечто
– У нас есть отметка о том, что он, возможно, был вовлечен в поджог, как Вы и сказали. Не помните, у него не было некой одержимости огнем, пока он был маленьким?
– Не помню такого. Да, он сжигал вещи на заднем дворе: разные игрушки, маленькие спичечные коробки и тому подобное. Но мне всегда казалось, что это нормально в его возрасте.
«
– Вы случайно не знаете, где он живет сейчас? – поинтересовалась Блэк.
– Без понятия. Знаю лишь, что какое-то время он проработал в одном из крематориев. Тогда он жил в маленькой квартирке. Но с тех пор я о нем и не слышала. Несколько месяцев назад я наткнулась на одного из его старых друзей, который сообщил, что был уверен, что Рузвельт живет где-то в Техасе.
– Понятно, – ответила Эйвери, начиная потихоньку ощущать, как зацепка рушится.
Она собиралась задать еще один вопрос, который мог бы связать Рузвельта Томса с Бостоном, но зазвонил телефон. Блэк взглянула на телефон и увидела, что вызов шел от Рамиреса.
– Прошу прощения, – сказала она Дебби. – Я должна ответить. Это займет всего секунду.
Дебби неспешно кивнула, словно ей было все равно. Эйвери вышла из кабинета и приложила палец к уху, перекрывая шум машин на заводе.