Мотив омелы (ЛП)

Но потом я думаю о том, что я чувствую, когда моя рука касается его, когда глаза Джонатана встречаются с моими, и на его щеках появляется румянец, и он смотрит на меня так, как смотрел после деловой встречи, в машине, когда мы целовались, когда мы встретились лицом к лицу этим утром — напряжённо, наэлектризованно, чревато…

Ничто из этого не кажется мне дружбой. По крайней мере, это не похоже ни на одну дружбу, которую я когда-либо знала. Но, может, в этом нет ничего страшного. Может, какой бы ни была наша с Джонатаном дружба на этот короткий промежуток времени перед расставанием, она не обязательно должна выглядеть как любая другая дружба в моём прошлом.

Миссис Бейли, кажется, читает мои мысли, как будто она кое-что знает о том, каково это — проходить грань между страстным желанием и отвращением и пытаться проложить безопасный путь между ними, найти гладкую, умеренную середину.

— Это стоит попробовать, не так ли? В духе праздника? — добавляет она с огоньком в глазах. — Чтобы обрести немного покоя на земле здесь, в «Книжном магазинчике Бейли»?

Я представляю, как предлагаю Джонатану дружбу, первой складываю оружие, протягиваю руку, предлагая перемирие. Я помню, каково это было, когда его рука сжимала мою. Кончики моих пальцев и ладони становятся горячими, опаляясь воспоминаниями.

В глубине души я размышляю о том, что «мир», независимо от того, окажемся мы друзьями или врагами — это последнее, что я когда-либо обрету с Джонатаном Фростом. Но в ответ я говорю миссис Бейли:

— Я попробую. Обещаю.

Глава 10

Плейлист: Le Bon — Make Way for the Holidays

Час спустя миссис Бейли ушла, а магазин открыт уже сорок пять минут. Я продала два любовных романа, один уютный детектив и — фу! — три триллера. Заведение пока пустует, и я собираюсь заварить чашку сладкого чая с молоком, но тут замечаю, что с арочного прохода, ведущего от кассы в заднее помещение, упала омела. Привстав на цыпочки, я закрепляю её обратно золотой лентой.

Именно в этот момент задняя дверь открывается, впуская Джонатана Фроста, а вместе с ним и порыв зимнего ветра. Он тихо закрывает дверь, затем поднимает взгляд из-под тёмных ресниц, и эти поразительные глаза цвета зимней зелени устремлены на меня. Я опускаюсь на пятки, пока Джонатан идёт по коридору, держа в каждой руке по стакану, украшенному снежинками.

— Прости, — говорим мы одновременно.

— Мы можем поговорить? — спрашиваю я.

Джонатан всматривается мне в глаза.

— Да.

Я обхватываю рукой стакан, которую он держит — оттуда пахнет мятой и горько-сладким шоколадом. Наши пальцы соприкасаются.

— Думаю, для начала мне не помешало бы немного жидкой храбрости.

Уголок его рта приподнимается в подобии улыбки.

— Тогда тебе повезло.

— Спасибо, — оглянувшись через плечо, я вижу, что магазин по-прежнему пуст. Я смотрю на Джонатана и киваю в сторону комнаты отдыха. — Прямо сейчас поговорим? Ты не возражаешь?

Он качает головой.

— Я не возражаю.

Я веду его в заднее помещение с горячим какао в руке и сажусь за стол, наблюдая, как он ставит свой кофе, затем снимает перчатки, палец за пальцем. Он сбрасывает куртку, и она соскальзывает с его плеч вниз по спине, прежде чем он проводит рукой по волосам и приглаживает растрепавшиеся на ветру волны.

Сев напротив меня, Джонатан берёт свой стакан, который я и не заметила, как обхватила рукой. Его большой палец касается моего, подбадривая.

— Ещё раз спасибо за это, — говорю я ему.

— Не за что, Габриэлла.

Я делаю глоток своего горячего какао с мятой. Джонатан отхлёбывает кофе. Мы сидим в тишине, и от наших напитков поднимается пар.

Пока я не набираюсь смелости и не говорю:

— Я не очень хорошо читаю людей, и… недавние события заставили меня поверить, что довольно долгое время, возможно, с тех пор, как ты начал здесь работать, я совершенно неправильно тебя понимала. И из-за этого я, возможно, потенциально была немного более враждебна, чем это было оправдано, — я прочищаю горло и протягиваю руку. — Так что, я хочу извиниться за это и предложить дружбу.

Джонатан хмурит брови и смотрит на мою руку.

Повисает тишина ещё более холодная, чем уличный воздух, который последовал за ним по возвращении. Моя рука начинает дрожать, как и моё мужество. Но как только я начинаю отстраняться, он сжимает мою ладонь, и его хватка тёплая и сильная. Облегчение захлестывает меня, сверкая, как солнечный свет на снегу и мишура на ветвях ёлки.

Джонатан поглаживает большим пальцем тыльную сторону моей ладони и говорит:

— Я ценю это. И мне тоже жаль, — уголок его рта приподнимается. — Я также, возможно, потенциально, бывал немного более враждебным, чем это было оправдано.

— Дружба? — спрашиваю я. Его большой палец сводит меня с ума. Я скрещиваю ноги под столом и сосредотачиваюсь на насущном вопросе.

— Дружба, — говорит он.

— Супер, — я отдёргиваю руку резче, чем хотела, но друзья не возбуждаются от рукопожатий, и я должна взять себя под контроль. — Отлично. Значит, дружба.