Читаем Мотив вина в литературе полностью

«Красивые, двадцатилетние» Марека Хласко (Marek Hłasko, 1934–1969) — автобиографическое повествование писателя, чья молодость пришлась на пятидесятые годы двадцатого века.[257] События личной жизни и творческие переживания повествователя находятся в тесной зависимости от общественной атмосферы в советизируемой Польше.[258] Отстаивая свою свободу художника и человека, молодой писатель уезжает на Запад и скитается по разным странам. Он с уважением и благодарностью относится к другим народам, говорит на их языках, но не перестает идентифицировать себя как поляка, пишущего о Польше: «Я не мог ответить, почему покинул родину, так как не покидал ее никогда».[259]

При этом важным аспектом национального самосознания предстает отношение к спиртным напиткам, собирательно обозначаемым по-польски как spirytualia (недаром одно и то же латинское слово spiritus означает как «спирт», так и «образ мыслей»). Одной из характерных черт прозы Хласко является постоянное упоминание спиртного и процесса его употребления: «…о чем бы я ни начинал писать, всегда сворачиваю на выпивку». Сопоставив упоминания различных видов алкоголя, можно обнаружить, что за каждым напитком закреплено определенное значение в специфической польской картине мира, носителем которой являются и автор и повествователь.

Spirytualia «Красивых, двадцатилетних» включает пять основных (упоминаемых более одного раза) напитков: водка/спирт, виски, пиво, вино, коньяк.

В этой парадигме спиртного ведущее место занимает водка/спирт — атрибут повседневной жизни, своего рода «продукт питания»: «Ребята из „Дальмора“ продукции спирто-водочной промышленности уделяли не менее внимания, чем поросенку». Водка выступает средством характеристики персонажей: «…эти господа походили друг на друга, как две капли водки» («Jak dwie krople wódki»[260]); «Шурин Пекутощак из „выкормыша винно-водочной монополии“ превратился в любителя кефира».

Водка — это напиток, играющий судьбоносную роль. Именно благодаря водке, например, повествователь становится сотрудником «самой смелой польской газеты»: «На первом этаже здания, в котором помещалась редакция самого смелого по тем временам польского еженедельника, был бар „Йонтек“. Вероятно, однажды я ошибся и случайно зашел в редакцию „По просту“ с намерением заказать большую рюмку водки и селедочку по-японски».

Водка/спирт выступает универсальным лекарственным средством для исцеления и души и тела: «Я плакал, а друзья бегали в ресторан „Эспланада“ через две улицы за водкой»; «…меня отвели на кухню и дали наркоз в виде доброго глотка „Tony Special“ — напитка, представлявшего собой смесь чистого спирта с сухим мартини».

Водка выступает не только медицинским средством, но и средством заработка:

«…я брал бутылку водки и ехал на базу к знакомому кладовщику, который давал мне нужную запчасть. Эту запчасть я сдавал в комиссионный на Хмельной; мой напарник приходил туда через час и ее покупал; потом мы обмывали удачную покупку»; официант оказывает посетителю ресторана первую помощь, «…омыв руки водкой, которую он потом налил обратно в бутылку».

Водка выполняет организующую роль в жизни персонажей, способствует мобилизации умственных и физических усилий (направленных на то, чтобы ее достать): «Красть водку было хлопотно: разбил бутылку — предъяви горлышко <…>. На это жаль было тратить время. Поэтому мы просто брали большой шприц с иглой для внутримышечных уколов, из каждой бутылки вытягивали по сто грамм, а взамен наливали воду»; «Деньги на водку он добывал очень простым способом: прихватив железный лом, шел к знакомому горбуну, у которого на углу был газетный киоск, и просил поставить ему четвертинку. Горбун отказывался; Лелек переворачивал киоск вместе с владельцем, а затем предлагал поднять, но уже не за четвертинку, а за пол-литра. Поскольку поднять киоск могли только трое дюжих мужиков, горбун соглашался; Лелек Партизан, орудуя ломом как рычагом, ставил киоск вместе с горбуном на место и, получив деньги, отправлялся за бутылкой».

Водка служит для установления деловых контактов: «…милиционеры <…> проверяли, не пьян ли кто<…>. Занятие бессмысленное: шофер ВПК „'не имел права' быть трезвым“. Во избежание неприятностей покупалась бутылка водки и вручалась бдительным стражам порядка».

Водка душевно сближает людей: «…приобретя литр очищенной, мы с Ромеком, его девушкой и милиционерами, которые десять минут назад его зацапали, отправились на близлежащий пустырь, чтобы выпить за дружбу. Потом купили еще две бутылки»; «В конце концов, выпив с пани доктор немалую толику медицинского спирта, я добился правды».

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературный текст: проблемы и методы исследования

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное