Моторы заглушили на Эльбе

Огромная радость: полк награжден орденом и ему присвоено имя освобожденного крупного польского города. На полковой митинг собрались все, кто был в это время на месте. Вынесли Знамя.

Колобов неторопливо развернул лист бумаги и громко зачитал:

«Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР о награждении орденами соединений и частей Красной Армии.

За образцовое выполнение заданий командования в боях с немецкими захватчиками при прорыве обороны немцев южнее Варшавы и проявленные при этом доблесть и мужество наградить:

Орденом Суворова III степени 1205-й самоходный артиллерийский Краснознаменный полк.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

М. Калинин

Секретарь Президиума. Верховного Совета СССР

А. Горкин

Москва, Кремль

19 февраля 1945 года».[26]

И далее:

«Приказ Верховного Главнокомандующего 19 февраля 1945 г. № 09

г. Москва.

Соединениям и частям 1-го Белорусского фронта, отличившимся в боях за овладение г. Радом, присвоить наименование „Радомских“ и впредь их именовать:

1205-й самоходный артиллерийский Радомский Краснознаменный, ордена Суворова полк…

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза

И. Сталин»[27].

Закончив читать, Колобов обратился к бойцам:

— Товарищи! В этих документах — выражение благодарности советского народа, Коммунистической партии и правительства воинам полка за их ратный труд, высокая оценка их героических подвигов. Впереди — решающие бои за Берлин. Не посрамим же в предстоящих боях Знамя полка и его доброе имя! На отеческую заботу Коммунистической партии и Советского правительства ответим метким смертоносным огнем наших орудий по врагу, внесем свой достойный вклад в победу над ним! Клянемся!

Грянуло троекратное: «Клянемся!»

Большой интерес вызвали у воинов опубликованные в газетах материалы Ялтинской конференции руководителей трех союзных держав — Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании. Их перечитывали вновь и вновь. Политработники и агитаторы провели беседы.

— «Нацистская Германия обречена… — читал Сытытов своему экипажу материалы конференции. — Нашей непреклонной целью является уничтожение германского милитаризма и нацизма и создание гарантий в том, что Германия никогда больше не будет в состоянии нарушить мир всего мира… В наши цели не входит уничтожение германского народа».[28]

С особым ударением Игорь читал то место, где говорилось, что уже определены сроки новых, еще более мощных ударов, которые будут нанесены в самое сердце Германии.

— Мы ближе других к Берлину, — с воодушевлением сказал он в заключение. — И гордимся этим. Как только будет дан приказ — первыми ворвемся в фашистское логово.

…Снова март, стартует весна. Дни проходят в напряженной работе, вечером хочется отвлечься немного, помечтать. Генка Назаров со своим баяном — уж тут как тут. Сядет под сосной, растянет меха, и сразу вокруг собираются любители музыки. Очень кстати и медсанбат гвардейской стрелковой дивизии обосновался рядом.

Вот круг расступается, кружатся пары под звуки вальса «В лесу прифронтовом». Когда баянист устает играть, раздаются голоса: «Спой песню, Генка!» Это уже к стоящему рядом Сапухину. Он по-мальчишески тонко выводил популярные фронтовые песни, а его тезка Назаров подыгрывал на баяне.

Мы с Колобовым не раз выходили послушать пение и игру баяниста. Хорошо понимали этих ребят: им, подросткам, так необходим был душевный отдых после чрезмерного даже для взрослых напряжения физических и моральных сил.

В одном из писем Людмила мне сообщила, что выхлопотала у начсанарма перевод в медсанбат стрелковой дивизии — «ближе к тебе». И вот как-то утром перед уходом в батареи я задержался в наскоро сколоченном из досок домике, где жили мы с ординарцем. После завтрака вошел ординарец и, заговорщицки улыбаясь, сказал:

— Какая-то девушка просится к вам.

Не успел я спросить, кто именно, как, отстранив в дверях ординарца, в комнату влетела сияющая Людмила. Я стоял оторопело. Не раз в своем воображении рисовал нашу встречу, но оказалась она настолько неожиданной, что нельзя было не растеряться.

— Я здесь, рядом с тобой!.. Будем чаще видеться… Меньше тревог, больше радости, — говорила и говорила девушка.