Моцарт. К социологии одного гения

Вольфгангу; только он не осмеливался показать это, да и не мог себе этого позволить. Сыну он писал[90], что в Зальцбурге уже все расхваливают его новую оперу, фрагменты которой слышали еще до премьеры. Если спросят о просроченном отпуске, то он просто прикинется дурачком. Если двор спросит, он ответит, что шестинедельный отпуск они поняли так, будто Моцарту разрешается остаться в Мюнхене на шесть недель после завершения работы над сочинением, поскольку он все еще нужен там для репетиций и всей подготовки спектакля. Или Его Высококняжеская Милость полагают, что такую оперу можно сочинить, скопировать и отрепетировать за шесть недель? Леопольд, конечно, знал, что у архиепископа связаны руки. Приказать Моцарту вернуться в Зальцбург или тем более уволить его в то время, когда он по приказанию баварского курфюрста работает над оперой для его карнавальных празднеств, было бы афронтом для последнего. Но не исключено, что архиепископ, несмотря на невозможность что-либо предпринять, постепенно все больше и больше злился по поводу отсутствия своего слуги, а отец не учел этого обстоятельства. Моцарта волновала его опера (и радужные перспективы, которые, как казалось, она ему сулила), архиепископа же — неисполняемая служба, за которую он платил жалованье, и неповиновение, которое позволял себе его подчиненный. Это была в чистом виде борьба за власть в небольших масштабах, какую часто можно наблюдать.

13 января 1781 года состоялась первая репетиция третьего акта «Идоменея». Знакомые из Зальцбурга прибыли в Мюнхен, чтобы посетить ее. 26 января приехали отец и сестра. 27 января, в день 25-летия Моцарта, состоялась генеральная репетиция, а 29-го — премьера. Она прошла с большим успехом. От архиепископа по-прежнему ничего не было слышно. Он был занят другими делами, в том числе и прежде всего — серьезной болезнью отца. Чтобы навестить больного, он вместе со своим двором отправился в Вену. Оттуда Моцарт 12 марта наконец получил приказание следовать за своим господином. Он немедленно выехал и, в соответствии с распоряжением архиепископа, был размещен в его резиденции. Произошло несколько сцен, когда Коллоредо распекал его; он явно хотел показать молодому человеку, что он хозяин в своем доме, называл его наглым парнем и т. п.

О том, что за этим последовало, мы знаем только от самого Моцарта, а его свидетельства могут быть односторонними. Архиепископ, возможно, тоже не был создан для таких сцен. Он был замкнутым, несколько своеобразным человеком, который не выносил вида крови. Отец Моцарта рассказывал об этом в одном из писем в Мюнхен[91]: недавно, сообщил он, архиепископ во время еды случайно порезал палец; когда потекла кровь, он встал, взял себя в руки, чтобы не упасть в обморок на глазах у всех, вышел в соседнюю комнату и упал на пол. Странный человек. В начале мая он внезапно приказал Моцарту освободить покои в венской резиденции. Моцарт нашел комнату у своих знакомых по Мангейму — фрау Цецилии Вебер и ее дочерей, одна из которых, Алоизия, была его первой, большой и до сих пор не забытой любовью. За это время Вебер-отец умер, и вдова сдавала комнаты внаем.

9 мая произошел разрыв между Моцартом и его господином. Выселенный придворный музыкант едва успел переехать, как получил приказ с ближайшей почтовой каретой доставить в Зальцбург срочный пакет. Моцарт, которому еще нужно было взыскать причитавшиеся ему деньги, явился к архиепископу и с извинениями сообщил, что не может уехать так скоро. По совету одного камердинера он прибегнул ко лжи и сказал, что в почтовой карете не осталось свободных мест. Граф Коллоредо, по словам Моцарта, назвал его самым беспутным парнем из всех, кого он знает, заявил, что никто не служит ему так плохо, как он, и что он советует ему немедленно ехать в Зальцбург, как он ему велел, иначе он, архиепископ, прекратит выплату ему жалованья. Сам же Моцарт, по его словам, сохранял спокойствие, хотя архиепископ обзывал его босяком и паршивцем. Он только спросил: «Ваша Милость недовольны мною?» Тогда граф еще сильнее разъярился и заявил, что более не желает иметь с ним дела. Воспользовавшись этим заявлением, Моцарт ответил, что пусть все так и будет: завтра он подаст прошение об отставке.

Этого архиепископ, очевидно, не ожидал. Он хотел заставить Моцарта подчиниться, но вряд ли был готов к тому, что его подчиненный перехватит инициативу и сам подаст в отставку. С точки зрения архиепископа, такая реакция молодого человека была совершенно безумной, ведь это он повсюду искал себе должности и ничего не нашел, пока зальцбургский двор милостиво не принял его обратно, да еще и с увеличенным жалованьем. Однако Моцарт твердо решил остаться в Вене. 9 мая, сразу после ссоры с архиепископом и все еще исполненный ярости, он в своем новом обиталище у фрау Вебер сел за стол, чтобы написать отцу о последних событиях. Он рассказал, как граф Коллоредо осыпал его ругательствами, и подчеркнул — не переставая заверять отца в любви к нему и к сестре, — что с Зальцбургом у него покончено[92].

2