Моцарт. Посланец из иного мира

Я не хотел этого больше. Просто очень устал. Пошел, взял ключ от почтового ящика — проверить почту. Там оказалась внушительная добыча — я не проверял ящик уже несколько дней. Вывалив на стол корреспонденцию, я обнаружил конверт с открыткой от Веры Лурье. Вскрыв конверт, я перевернул открытку и прочел депешу со знакомым почерком:

«Посмертная маска В. А. Моцарта. Какое просветленное выражение лица, — эта воплотившаяся в образе музыка, юность гениального облика! И самое, пожалуй, главное: следы острой почечной недостаточности, сопровождаемой сильным отеком лица, — вот абсолютные доказательства подлинности Моцартовой маски. Но это еще не все. В ядре маски есть и «сигнатура»: зеркально отраженные буквы Th. R и число 1793, что может означать единственное: отлито года от Рождества Христова 1793 Таддеусом Риболой. Это знак венской литейной мастерской по олову и бронзе Паулер Тор, находящейся в непосредственной близости от художественного кабинета Дейма-Мюллера!

Как подсказывает здравый смысл, который зиждится на всех критически рассмотренных обстоятельствах дела, настоящую маску по праву следует считать отливкой с посмертной гипсовой маски В. А. Моцарта, снятой Деймом-Мюллером 5 декабря 1791 года. Дерзайте, мой друг!»

И сбоку была приписка баронессы Лурье, сделанная красной тушью:

«..Меня преследуют двое мужчин в сером. Они знают про рукописи. Берегите себя, Макс. Существуют и другие тексты, но они хранятся не у меня. Думаю, где-то должен быть «ребенок». Вам ничего не говорит имя графа Дейма-Мюллера, Марии Магдалены Хофдемель? На всякий случай даю вам пару адресов в Мюнхене и Вене. Запомните и уничтожите.… Боюсь, что ваша жизнь в опасности… »

Я положил открытку на стол. Мне было уже известно, что я никуда не пойду. Я сам превратил эту комнату в некую исследовательскую лабораторию, филиал частного сыскного агентства а-ля Шерлок Холмс в Москве. Причем, я так и не осознал в полной мере всего того, что случилось со мной с того момента, как я повстречался с баронессой и русской поэтессой Верой Лурье. Одно я четко уразумел: коготки мои так вонзились в древо познания, что отодрать их уже не было никакой возможности, и придется стоять до конца, чего бы мне это не стоило.

На этот раз я постараюсь разобраться во всем — и ради себя самого, и ради давно ушедшего Александра Пушкина, Гвидо Адлера, Бориса Асафьева, Гунтера Дуды, Вольфганга Риттера и более всего ради Моцарта. В глубине души я всегда знал, что мой марафонский стипль-чез не вечен, финишная ленточка впереди. Остановиться все-таки придется; так почему не здесь и не сейчас?

Внезапно меня охватила глубокая усталость. Я направился в ванную умыться. Из зеркала на меня воззрился изможденный незнакомец с усталым лицом и огромными глазами. Мне стало противно смотреть на этого монстра, в которого я превратился. И быстро отвел взгляд — я просто не мог его видеть.

Итак, во-первых, я должен срочно вылететь в Берлин, к Вере Лурье, у нее — карт-бланш к моим последующим тропам поиска. Кроме того, есть еще два запасных «аэродрома»: в Мюнхене, в Вене и, может, где-нибудь еще. Обратной дороги не было.

Вспомнив про НЗ в количестве двух с половиной тысяч евро, хранившихся у меня, я схватил телефонную трубку, набрал номер мобильника знакомого клерка из турагентства и попросил устроить мне в самое ближайшее время визу и билет до Берлина. Тот немного подумал и попросил позвонить утром.

Чтобы получить заряд музыкального допинга, я выбрал из инструментальной музыки Моцарта нужный диск, вставил его в плеер и нацепил наушники.