Моцарт. Посланец из иного мира

Тогдашний венский архиепископ Мигацци был крайне тщеславным вельможей, расположенным к интригам, который с другими князьями церкви, а это не только Иероним фон Коллоредо из Зальцбурга, но и многие католические высокопоставленные лица, образовывал некий вид «католической мафии». Казалось бы, при чем здесь смерть Моцарта, если бы не тот факт, что в эти круги был вхож и ортодоксально верующий Сальери. И очевидно, что имя Моцарта не раз звучало там.

В какой степени Мигацци, Коллоредо и Сальери обменивались мнениями (и относительно Моцарта), в данном случае несущественно. Тот же Коллоредо был склонен к жесткости и бесчувственному автократизму, к тому же он был человеком неблагодарным и при удобном случае любому давал понять, кто князь, а кто грязь. Сам Сальери относился к этим «деспотам и интриганам» с неизменным раболепием, подчеркивая при этом свой католический фанатизм. Творческое и личное соперничество итальянца по отношению к Моцарту — теперь уже неоспоримый факт. С другой стороны, и Моцарт был не без слабостей и не всегда демонстрировал коллегам добрые чувства. Только так следует объяснить безудержную злобу того же Леопольда Антона Кожелуха из Праги к Вольфгангу Амадею Моцарту, скрытую за чрезвычайной любезностью, не считая уже многочисленных посредственностей, непримиримо ненавидящих Моцарта. Действительно, его острый язык был известен многим, и кое-кто полагал, будто Моцарт был социально прогрессивным лидером, бросившим перчатку аристократии.

Эпилог после эпилога

Месяц назад я принял решение опубликовать рукопись. Я уверен, что это нужно сделать. Потому что весь этот труд не принадлежал ни мне, ни тем, кто помогал. Судьба, если можно так сказать, лишь дала эту рукопись нам всем взаймы. Моцарт, его музыка, а вернее — голос из высших сфер — вот тот светоч, который спас многих, в том числе и меня. От трусости, амбивалентности, закомплексованности. От смерти. Не знаю, сколько я пролежал в сырой тьме своего жалкого существования. Небытия. Несколько часов, дней, а может месяцев или лет? Я потерял ощущение времени, вращаясь как приводной ремень в той колеснице жизни, которая несется вперед без остановки.

И вот словно сработал стоп-кран, раздался скрежет тормозных колодок, и поезд-экспресс остановился. Наступила оглушительная тишина. Холод тесных каменных джунглей мегаполиса больше не вселяет в меня страх, я обрел способность четко мыслить. Страх улетучился. На смену ему пришла неведомая прежде легкость. Симптомы болезни, мучившей меня часами, днями, неделями, тоже исчезли. Теперь я чувствую себя так, словно каждая клеточка моего тела родилась заново. Грязь, сырость, плевки и блевотина окружающей жизни меня больше не трогают. Боль сменилась упоительной радостью. Одиночество закончилось. Я вдруг осознал, что стал частью целого, частью бесконечного процесса рождения и умирания. Та неотвратимая сила рока, что уничтожила меня, преобразила меня заново, и я сам стал частицей этой силы.

Я глубоко вдохнул — и это был мой первый вдох. Кто я? Я был только микрочастицей в океане света. Хотя нет, не так. Я был яркими звездами, далекими галактиками на небосклоне, космическим эфиром, безбрежным океаном, вольным воздухом; и, наконец, — тем перпетуум-мобиле, ежегодно одевающим пустынную землю в зелень деревьев, кустарника и трав. Они были мною, и я был ими; мы были единым целостным организмом.

Мою душу наполнили покой и умиротворенность. Казалось, что меня баюкает в руках древнегреческая богиня бесконечной доброты, терпения и всепрощения.

Аккорды волшебной музыки Вольфганга Моцарта, будто потоки света струились сквозь меня. Я растворился в них.

Я знал, что все те, с кем свела меня судьба: Виктор Толмачев, Вера Лурье, Надежда Науменко, Гунтер Карл-Хайнц фон Дуда, Сильвия Кернер, Эрика Вебер, — несть им числа! И не важно — увижусь я с ними или нет. Главное — я не одни, нас много. Я чувствовал, что это — свои люди, что я принадлежу к ним. И не важно, как их зовут, на каком языке они говорят и каковы их религиозные пристрастия. Важно только, что они искренни, честны перед самими собой и готовы отстаивать то, во что верю я, верят они. И еще. Им достает мужества — твердо стоять на своих ногах, иметь свое мнение, а главное — не перекладывать ответственность за собственную жизнь на политиков, чиновников, магнатов, авторитетов преступного мира.

Теперь я совершенно точно знаю, что такие люди есть в каждой стране, и нас объединяет нечто очень простое, но несравненно большее, чем религия или политическая система.

Мы связаны не жесткими законами и предписаниями, не высокопарными клятвами под знаменем некоего «благородного дела», а свободно и органично, как все живое в природе.

Мы заняты одним и важным: творим «наше дело», став в своем роде посвященными.